– Сам, – раздраженно передразнил Фролов. – Готов поспорить, ты и в армии-то не был?
– Бог миловал! – саркастически улыбнулся Дмитрий. – Но на сборы ездил. В Тульскую область. Мы там картошку копали. Ох, и славная тогда картошечка уродилась!
– Ну да! – в тон ему протянул Фролов. – А у преступника пушка. Тоже тульская. Токарева. Слыхал о таком? И, когда он ее к твоей башке приставит, картошкой будешь отбиваться, Рембо?
– Можно подумать, у тебя башка бронированная.
– Вроде того.
– Ты ведь в Чечне был, да? – сам того не желая, спросил Дмитрий.
– А ты откуда знаешь?
– Слышал, как тебя опера «чеченцем» называли.
– Спасибо, что не «рыжим», – скривился Фролов.
– Страшно было?
– Вот так разговаривал с пареньком восемнадцатилетним, как с тобой сейчас, а потом он ушел в ночное дежурство. Через месяц голову его нашли. Страшно?
– Страшно, – признался Дмитрий. – Очень. Прости за дурацкий вопрос.
– Ладно, – Фролов, махнув рукой, снова слазил за сигаретами, но обнаружил пустую пачку. Дмитрий достал свои. Предложил молчаливым жестом. Фролов покосился, потом взял пачку, кивнув в знак благодарности. Они снова задымили.
– Ничего сигареты. Но слабоваты.
– Я все бросить пытаюсь.
– Зачем? Кто не курит и не пьет, тот здоровеньким помрет?
– Тоже верно.
– Страшно, парень, что люди с людьми такое проделывают. – после паузы выговорил Фролов. – Но еще ужаснее, что есть мразь, которая на этом руки нагревает. Деньги свои вонючие отмывает, на которых кровь наших пацанов. Я тогда себе слово дал – если жив останусь, пойду в органы работать. Чтобы найти этих тварей – и к стенке. За всех ребят наших погибших. На Петровку думал попасть. Хрен. Застрял в этой дыре. Главное, на войне проще было – сразу видно, где чужой, где свой. А здесь – все в костюмах дорогих, при галстуках. Черт не разберет…
Фролов снова замолчал. И какого лешего он разболтался перед этим адвокатом? Он их терпеть не может…
– Я тоже, – вздохнул Дмитрий, – когда на юриста шел учиться, думал, невинных буду защищать… Полон был светлых идей и благих дум… Дело Веденеевой – главное в моей жизни, понимаешь?
– Могу понять, – сказал Фролов, – красивая девочка. И, кажется, кто-то здорово ее подставил. Что тебе поведала мамаша Португал?
– Дала пару адресов. Я тебе покажу. Не ходи к ней. Она бедная, одинокая, не слишком удачливая художница. Спивается потихоньку. Горюет, что несколько лет не видела и не слышала сына.
– Похоже, тот еще фрукт. Ну, что за адреса?
– Только ты дай мне слово, что поедем по ним вместе.
– Адвокат! Я думал, мы поняли друг друга.
– Тогда до свиданья. – Дмитрий повернулся боком, намереваясь сесть в машину.