– Ой! – поразилась Жаккетта. – Бедны-ы-ый!.. Плохо небось? А?
– Хорошо… – пожал алыми, в графских вензелях плечами Абдулла. – Привык давно, мальчик был, когда делай меня евнух.
– Неужто совсем отрезали?! – допытывалась неугомонная Жаккетта. – Под самый корень?!
– Нет, все как у человек, только с жена спать не моги! – лаконично описал свое состояние Абдулла.
– А домой, к своему народу, ты не хочешь? Жаккетте было так жалко нубийца, что она твердо решила принести ему в следующий раз что-нибудь особенно вкусненькое. Надо же, как человеку не повезло: и родителей в войну убили, и женщин любить не может, и в плен попал, чуть мечом пополам не распластали, да и дальше неизвестно что будет. Вот беда-то!
– Мой народ после тот война уйти совсем другой место. Я не знать куда. Теперь я чужой для мой народ!
Абдулла поплотней закутался в нагробный покров и зевнул. – Ты идти. Пора!
– Господи, времени-то сколько прошло? – опомнилась Жаккетта и вскочила. – Ладно, завтра попытаюсь прийти. Спи, Абдулла!
Мало-помалу отъезд становился все ближе.
Главной фигурой в замке стал мессир Ламори мадам Изабелла категорически отказывалась трогаться с места, пока домашний астролог не сообразит наиболее благоприятную дату для начала путешествия.
Мессир Марчелло, не споря, прихватил Жаккетту (как он объяснил «для варки нужных ингредиентов метафизической композиции анализа небесных сфер и светил» – все рты так и раскрыли) и заперся с ней на трое суток в своей башне, оставив дамские головы на произвол судьбы.
Но несмотря на ропот плохо причесанных неумелыми камеристками дам, мадам Изабелла была тверда, как гранит, и готова была грудью лечь на порог, но не дать оторвать мастера от наиглавнейшего дела!
Три дня и две ночи у астролога и Жаккетты ушли, естественно, на пылкую любовь.
Мессир Марчелло развернул во всю ширь свой неукротимый итальянский темперамент и проявлял такие чудеса нежности, изобретательности и фантазии, что Жаккетта только диву давалась, открывая все новые нюансы приятного времяпрепровождения с противоположным полом. Наверное, в башне не осталось местечка, где бы мессир Марчелло не любил Жаккетту.
В перерывах они подкрепляли силы изысканными яствами с графского стола, и итальянец смешил Жаккетту, рассказывая ей разные байки из жизни во Флоренции, Генуе, Падуе и других городах своей родины.
На исходе третьего вечера мессир Ламори нехотя оторвался от Жаккетты и, сварганив в камине какую-то адскую смесь из трав и вина, полез в толстенный пыльный манускрипт.
Прочитав пару страниц, итальянец захлопнул том, зажал его под мышкой, другой рукой обнял Жаккетту за талию и со словами: