– Может быть, – с сомнением протянула я. Честно говоря, мне ужасно не хватало Мадди. Подруги необходимы, чтобы способствовать исцелению разбитого сердца.
– Но, как я уже говорил тебе перед отъездом, ты не тот человек, который способен встречаться с кем-то, зная, что это ранит близкую подругу, независимо от того, заслуживает ли эта подруга твоей преданности. Значит, ты поступила правильно, прежде всего, ради себя самой. Не знаю, вернула ли ты Мадди утраченное достоинство, но хотя бы свое сохранила, и это уже хорошо, – мудро закончил Макс.
Обычно в подобных случаях он обнимал меня, но неловкость последней встречи все еще висела между нами ощутимым облаком, поэтому мы только обменялись смущенными улыбками и стали смотреть, как Арнольд Шварценеггер крушит все вокруг.
В мой последний день в Нью-Йорке погодные гуру предсказывали, что на город должно обрушиться не менее фута снега, что означало полную блокаду, пока не разгребут все сугробы. Впервые за свое рабство в «Сэси синьорз» я мечтала о том, чтобы снег не пошел. С самой катастрофы Джек–Мадди, или инцидента, как я это про себя называла, я чувствовала себя Хэном Соло, которого сунули в углеродную заморозку (сам факт, что я проводила аналогию между своей безнадежной любовью и «Звездными войнами», был верным признаком того, что Макс заставил меня смотреть дурацкий фильм бесчисленное количество раз). Но сама мысль о том, что отныне я свободна от «Сэси синьорз!», свободна от Роберта, от Пегги, свободна от невыносимо скучных поездок в невыносимо скучные городишки, требующих к тому же соблюдения строжайшей экономии, оптимизм начинал потихоньку согревать мое замерзшее сердце. Поэтому последнее, чего мне бы хотелось, ждать еще целый день, прежде чем я смогу разобрать письменный стол, попрощаться с коллегами и надеяться, что ноги моей больше не будет в промозгло-тоскливом офисе редакции. И, похоже, судьба решила стать на мою сторону: снежная буря, грозящая Нью-Йорку, в последнюю минуту неожиданно свернула с назначенного курса к югу, пощадив нас.
Я также была рада попрощаться с Энид, некрасивой, молчаливой особой сорока с чем-то лет, которой предстояло стать моей преемницей (она уже притащила постер с взлохмаченным котенком, судорожно вцепившимся в ветку дерева, и предупреждением «Держись», начертанным внизу, который и собиралась повесить на перегородку рядом с любимой картинкой из комикса «Кэти», как только бывшая хозяйка клетушки уберется отсюда). Последнюю неделю я обучала ее своим нехитрым обязанностям. Временами мороз шел по коже, особенно когда Энид пялилась на меня стеклянными глазами, приоткрыв рот, и даже если я что-то спрашивала, продолжала таращиться несколько секунд, прежде чем ответить. Я так и не поняла: то ли мои наставления настолько утомляли ее, что она приучилась спать с открытыми глазами, то ли она была настолько замкнутой, что не могла общаться с нормальными людьми. А может, влюбилась в меня с первого взгляда и молчала в моем присутствии, как громом пораженная? (Впрочем, она выглядела почти бесполой, так что в последнее верилось слабо). Я понятия не имела, где Роберт ее выискал: хотя Энид утверждала, будто имеет опыт работы в журналах, пришлось объяснять ей, что не стоит заключать каждую фразу в кавычки, если при этом она никого не цитирует.