В глубоком голосе послышалось легкое удивление.
— С вами. Разве не так?
Роджера обдало холодом, и он крепче стиснул телефонную трубку, как будто надеялся выжать из нее тот ответ, который ему хотелось услышать.
— Ее здесь нет, — он с трудом заставил себя произнести эти слова, стараясь говорить как можно более спокойно. — Она собиралась приехать осенью, после того, как получит степень и съездит на какую-то конференцию.
— Нет. Нет, все не так. Она закончила курс в конце апреля… я еще устроил обед, чтобы отпраздновать это событие… и сказала, что отправляется прямиком в Шотландию, не дождавшись официального дня присуждения университетских степеней. Погодите-ка, дайте подумать… ну да, верно; мой сынок Ленни отвез ее в аэропорт… когда? Да, во вторник, двадцать седьмого. Вы хотите сказать, она не прилетела? — Теперь в голосе доктора Эбернети слышалось уже неприкрытое волнение.
— Я не знаю, прилетела она или нет, — свободная рука Роджера сжалась в кулак. — Она мне не сообщила о своем приезде. — Он заставил себя сделать глубокий вздох, чтобы хоть немного успокоиться. — Куда она отправилась… в какой город, вы знаете? В Лондон? Или в Эдинбург? — Она могла задумать сюрприз для него, явившись без предупреждения… Он и был бы удивлен, это уж точно, только он не верил, что именно таковы были намерения Брианны.
Картины похищения, насилия, взрывов бомб ИРА пронеслись в его воображении. С девушкой, путешествующей в одиночестве, в большом городе могло случиться все, что угодно… но ничто из этого не могло и сравниться с тем, что, как подсказывала ему интуиция, действительно произошло. Чертова женщина!
— Инвернесс, — произнес прямо в его ухо голос доктора Эбернети. — Она вылетела из Бостона в Эдинбург, а потом собиралась поехать поездом в Инвернесс.
— Ох, милостивый Иисус… — Это было одновременно и молитвой, и проклятием. Если она вылетела из Бостона во вторник, она почти наверняка добралась до Инвернесса в пятницу. А пятница была тридцатым апреля — кануном Белтайна, старинного шотландского праздника костров, когда все вершины холмов старой Шотландии пылают огнями очищения и плодородия. И когда — возможно — та самая «дверь» на холме фей Крэйг-на-Дун широко открыта…
Голос Эбернети продолжал что-то бубнить ему в ухо, настойчиво, требовательно. Роджер приложил немалое усилие, чтобы сосредоточиться на смысле слов.
— Нет, — сдавленным голосом произнес он. — Нет, она ничего не сообщила. Я сейчас в Оксфорде. Я ничего не знал.
Бесконечное воздушное пространство, лежавшее между двумя мужчинами, содрогнулось, тишина наполнилась страхом. Но Роджер должен был задать вопрос. Он еще раз вздохнул — и ему показалось, что он не дышал уже долго-долго, — и взял трубку в другую руку, чтобы вытереть о брюки влажную ладонь.