Ей хотелось оттолкнуть его, но овладевшая всем телом приятная расслабленность не оставила сил на сопротивление. Когда она наконец заговорила, ее голос зазвучал тонким, дребезжащим фальцетом, заставившим его улыбнуться:
– Тебе не следовало это делать. Я этого не хотела.
Это была явная неправда, но Бэрк любезно промолчал, поглаживая ее волосы и вдыхая их чистый запах.
– Ты воспользовался моей слабостью, – стояла на своем Кэтрин. – Нарочно выбрал время, когда я совершенно беспомощна и уязвима. Ты поступил как последняя скотина.
Бэрк виновато кивнул.
– Это было омерзительно, – она все больше начинала горячиться. – Разве порядочный человек может себе такое позволить по отношению к беззащитной больной? И ты еще считаешь себя джентльменом!
– Ну это уж слишком! Извини, но ты…
Бэрк сел на тюфяке и заглянул ей в лицо. Ее глаза, все еще не просохшие от слез, горели праведным негодованием, щеки пошли пятнами.
– Я не могла сопротивляться, боялась, что рана откроется! А ты это знал и самым гнусным, самым подлым образом воспользовался моим беспомощным положением! Будь ты проклят, Джеймс Бэрк…
– Эй, эй, полегче! Послушай, Кэт, ты была совсем не против и не говори мне, что тебе это пришлось не по вкусу.
– Ах ты поганый сукин сын… Перестань на меня таращиться, черт бы тебя побрал! Убирайся! Пошел вон!
– Вон? Посреди ночи?
– А мне плевать!
Она отталкивала его, насколько хватало ее слабых сил, и Бэрк испугался, что рана действительно откроется. Наградив ее торопливым поцелуем, который она немедленно стерла с губ тыльной стороной ладони, он сказал:
– Ну ладно, ладно, я ухожу.
Ему пришло в голову, что стоит, пожалуй, наколоть дров: это могло бы отвлечь его от телесных вожделений, вдруг властно заявивших о себе. Кэтрин демонстративно повернулась к нему спиной, и он встал.
– Тебе нечего стыдиться, любовь моя, – мягко сказал Бэрк, обращаясь к ее затылку.
Спина девушки, казалось, еще больше окаменела.
– И не надейся, что я стану извиняться, потому что я ни о чем не жалею, – тут он многозначительно понизил голос, – да и ты, полагаю, тоже.
В ответ она издала какой-то нечленораздельный, но явно негодующий возглас. Бэрк отошел к двери и, уже взявшись за ручку, добавил:
– И еще, Кэт, я должен сказать, что ты была бесподобна.
– Вон!
Он засмеялся.
– Иду, иду.
Когда за ним закрылась дверь, Кэтрин откинулась на подушку и закрыла лицо руками. Слезы пришли сразу же и ручьем хлынули по щекам, щекоча и обжигая. Наконец, устав плакать, она вытерла глаза и начала ругаться вслух, награждая Джеймса Бэрка самыми страшными бранными словами, какие ей были известны, пока не истощила вес! свой богатый запас. После этого ей ничего другого не осталось, как задуматься.