— Отвечай! — орал он, снова в нетерпении занеся руку: казалось, его собственная мощь является для него постоянным источником соблазна.
Она медленно произнесла:
— Я…
Внезапно он переключил свое внимание на дверь, на лице его появилось настороженное выражение. За воем ветра он уловил топот конских копыт по булыжнику. Он вскочил на ноги и задул все свечи, кроме одной.
Сара с невольным почтением и страхом наблюдала за тем, как он стоит, массивный, твердо опирающийся на расставленные ноги, в ожидании глядя на дверь.
Они услышали громоподобный грохот кулаков по двери. Мужской голос закричал:
— Открывайте, вы, там!
Гарри не шевельнулся. Он ничего не сказал, но на лице его отразилась нерешительность. Он шагнул вперед и заколебался. Его мать молча появилась из кухонного коридора, свеча ее стала еще одной светящейся точкой в потемках.
Грохот раздался снова, властный и настойчивый.
— Откройте! Моя лошадь охромела. Мне нужно пристанище! — Человек снаружи переждал немного и снова забарабанил: — Откройте! Откройте!
Сара в отчаянии переводила взгляд с Гарри на дверь. Кто бы там ни стучался, он не был сообщником этой пары. Это был кто-то, неосведомленный о репутации гостиницы или находящийся в полном отчаянии и ищущий убежища на ночь. Мозг работал очень быстро. Может ли она рискнуть молить его о помощи? Ей не приходится ждать жалости от Гарри, но от незнакомца за дверью можно ждать хоть малейшей надежды на защиту. Саднящая боль в лице и воспоминание о руках, шарящих по телу, подсказали ей, что хуже ей не будет, кем бы незнакомец ни оказался.
Она вскочила со скамьи, увернулась от рук Гарри, который попытался ее перехватить, и бросилась к двери. Задвижка легко поддалась, и с холодным порывом дождя и ветра она впустила в дом человека крепкого телосложения.
— Боже мой! Что это?
Незнакомец поддержал ее, ухватив за плечи. В темноте его невозможно было рассмотреть. Неуверенно шагая, он отвел ее назад в комнату.
Гарри выступил вперед и захлопнул дверь крепким яростным пинком.
Мятущееся пламя свечи успокоилось, и Сара вдруг поняла, что смотрит на потрясенное лицо сэра Джеффри Уотсона.
Сару обвинили в том, что она украла три гинеи сэра Джеффри и золотое кольцо, принадлежавшее Ричарду Барвеллу. Ее дело слушалось на ближайшем судебном заседании, ее осудили и приговорили к ссылке на семь лет.
Позже она поняла, что покорность и раскаяние могли бы спасти ее, если бы у нее достало ума пасть на колени перед сэром Джеффри, и если бы она просто рассказала об истинной причине своего побега, он не стал бы предъявлять ей обвинения. Но она не смогла заставить себя сказать ему о своей любви к Ричарду, поэтому ей пришлось слушать, как он негодует по поводу ее черной неблагодарности и сожалеет о том, что когда-то доверял ей.