Энджи нравилась Лора Хэмптон – та самая Лора, которая сначала взялась за развод Натали, а потом… потом взяла под крылышко саму Натали. Они сняли вместе квартиру и прожили вдвоем почти пять лет, до прошлого Рождества. О причине их разрыва Энджи так и не осмелилась спросить.
Лора взяла руку Энджи в свою и накрыла другой ладонью.
– Твоя мама рассказала о Рэйде. Мне очень жаль, дорогая.
Кивнув, Энджи украдкой огляделась. На обшарпанном диване сидели две грузные дамы средних лет, похожие, как обложки двухтомника, а на одном из выстроившихся вдоль стены стульев – изможденная индианка в сари. Выпрямив спину, она застыла словно по команде «смирно», и лишь многочисленные браслеты нервно позвякивали на трясущихся худых руках. Сердце Энджи ухнуло куда-то в желудок. Здешняя атмосфера превзошла ее самые худшие ожидания. Отрешенные от всего мира, посетительницы были погружены в бездну своих страданий. Энджи оставалось лишь поздравить себя с тем, что она не числится в клиентках кризисного центра, а значит, ей не придется изливать здесь душу.
– Где мама? – проглотив комок панического страха, шепотом спросила она у Лоры.
– В суде. Но это ненадолго, через часок вернется. Энджи попыталась улыбнуться в ответ, но ее хватило лишь на еще один кивок.
Сняв пальто и оставив его на рогатой вешалке в углу приемной, она прошла вслед за Лорой в комнатушку с единственным узким окошком под самым потолком. Кроме металлических картотечных шкафов, в крохотное помещение с трудом втиснулись ветхий письменный стол да пара стульев. На всех горизонтальных поверхностях громоздились папки и кипы бумаг.
– Обычно здесь работает Карен Левин-Томас, наш адвокат, – объяснила Лора, – но сейчас она в больнице и не появится раньше чем через несколько месяцев. Так что кабинет в твоем распоряжении. Может, просмотришь кое-что из дел, пока маму ждешь? – предложила она небрежно, хладнокровно, бесстрастно. Равнодушно; словно ослепла внезапно и не заметила ее терзаний.
Энджи открыла первую папку и забыла обо всем на свете.
Энджи утерла слезы тыльной стороной ладони. Впервые за много дней она плакала не от жалости к себе, а от сочувствия к другим и еще от чего-то пугающего, чему не могла найти определения. Казалось, что проведенный в захламленной комнатушке час растянулся на годы. Казалось, что вовсе и не час она здесь провела, а целую жизнь, достаточно долгую, чтобы проникнуться чужими бедами. Энджи открывала папку за папкой, и каждая следующая усиливала потрясение. Женские истории ужасали. Не во всех фигурировали мужья-изменщики, хотя и этих было предостаточно. Предательств иного рода тоже хватало, и почти везде женщин предавали мужчины – мужчины, захватившие власть над женщинами, которые их любили, или стояли ступенькой ниже на служебной лестнице, или… или…