Она не винила в случившемся ни себя, ни его. Как он верно заметил, они лишь два человека, между которыми возникла внутренняя связь. Не просто связь – внутренняя гармония, всепоглощающая страсть, неразрывные узы. Это нельзя объяснить, и оправдания здесь не нужны: так было предначертано судьбой.
Она не сдерживала своих чувств, и он оторвался от ее рта и принялся ласкать обжигающими губами ее шею и грудь, скрытую тонкой тканью блузки.
Крэг понимал: надо остановиться. Она возненавидит его еще больше, узнав, что он выполняет приказы ее собственного отца, а его шеф – старый друг Хантингтона Джордж Меррил. Но он не мог, не имел права сказать ей об этом прямо сейчас. Сумеет ли Блэр когда-нибудь его понять? Или по крайней мере простить – если он сейчас остановится?
Но как можно остановиться, когда ее пальцы ерошат его волосы, губы льнут к его губам, а ноготки впиваются в спину, разжигая их общую страсть?
Крэг подхватил Блэр на руки и понес вниз по лестнице, все время ища губами ее губы. Он ступал мягко и осторожно, как кошка, боясь спугнуть волшебный момент взаимного притяжения. Подойдя к кровати, он так же бережно уложил Блэр на постель и, склонившись над ней, начал медленно стягивать с нее блузку. Его рот следовал за руками, дразня языком обнажавшуюся кожу. Затем Крэг неторопливо спустил юбку по стройным длинным ногам, продолжая покрывать поцелуями каждый дюйм совершенного тела Блэр. В тишине каюты был слышен лишь шорох ткани.
Услышав тихий нежный стон, Крэг оторвал губы от кремовой плоти и заглянул ей в глаза – темные от страсти.
Она медленно приподнялась и обняла его за шею. Он вздрогнул и затрепетал, почувствовав на шее и плечах ее легкие поцелуи. Потом она начала его раздевать.
Она целовала крепкое бронзовое тело, смелея с каждым мгновением и жадно ловя низкие гортанные стоны Крэга.
– Да, ласкай меня, – шептал он, не отрывая от нее завораживающего взгляда своих золотых глаз, – ласкай. Это так приятно, малышка!
Их обнаженные тела сплелись в тесном объятии: мягкая женская плоть приготовилась вобрать в себя твердую мужскую. Потом наступил тот особый, блаженный и безмятежный покой, какой спускается на землю после грозы.
Но покой был недолгим. Его сменило горькое прозрение.
Сначала Блэр услышала дыхание Крэга, потом ощутила его влажную от пота грудь у себя под щекой, увидела резкий точеный профиль; его крепкие руки с длинными пальцами ласково обнимали ее за плечи.
– О Господи! – в ужасе простонала она и, дрожа, высвободилась из его объятий.
Он перевел на нее взгляд, моргнул, и в глазах его снова появилась настороженность.