– Да, – прошептала она, беря в руки белые чулки. Они были шелковые, но остальная одежда – шерсть и грубый хлопок. Она восхищенно разглядывала простую рубашку с кружевными оборками по низу коротких рукавов, платье из голубой шерсти с кружевным лифом и белую юбку со складками у пояса.
– Кринолин принесут сегодня чуть позднее. Я не смог его упаковать. И еще я заказал пару кожаных башмачков. Скоро зима, и атласные туфельки тебя не согреют.
– Спасибо, – прошептала она, – но я не думаю, что ты обязан покупать для меня одежду. Я и сама могла бы это сделать.
– Это так, – согласился он, пощипывая струны лютни. – Но теперь я стараюсь возместить причиненный тебе ущерб.
Лютня издала мелодичный нежный звук. Прижав к себе обновки, она слушала печальную балладу о том, как одного бродягу повесили за то, что он украл шелковый платок.
Голос Ника, глубокий и сильный, трогал ее до глубины души, и ей захотелось плакать. Очевидно, он почувствовал ее настроение, потому что вскинул бровь и улыбнулся ей. Она натянула на себя чистую рубашку и легла, подложив под голову подушку.
Она слушала его, и на нее снизошло умиротворение. Время как будто остановилось – не было ни прошлого, ни будущего, ни тревог, ни страхов. Она закрыла глаза, и он снова запел, на этот раз неприличную песенку, рассмешившую ее.
– На каком инструменте ты играешь? – спросил он, отложив лютню.
– На клавесине и немного на флейте, но голос у меня слабый. Ты поешь с чувством – как настоящий менестрель.
Его глаза радостно сверкнули.
– Благодарю за комплимент. – Он наклонился к ней и слегка коснулся губами ее губ. Ее сердце учащенно забилось, и между ними вспыхнул уже знакомый огонь, требовавший утоления. Но она отодвинулась на край кровати – сейчас ей не хотелось играть в эти игры.
– Я рисую лучше, чем пою, – призналась она. – Пейзажи, лошадей и домашних животных. Мне нравится переносить на холст грозовые облака над горизонтом или лучи света, запутавшиеся в зеленой листве таинственной чащи.
– Ты сама тайна, сказочная фея, которая вот-вот улетит. – Его ладонь коснулась ее шеи. – От чего ты бежишь, моя прелесть? Кроме воспоминаний, разумеется.
Она и рада была бы выложить ему всю правду, но если она упомянет свою фамилию, он будет пытаться узнать о ее жизни в Сомерсете.
– Я ни от чего не бегу, – проговорила она, отводя взгляд.
– Это ложь. Юная леди ни за что не отправится в путь без охраны.
– Мы уже говорили об этом, и я не желаю начинать все сначала.
Он поцеловал ее в плечо, погладил грудь, и она почувствовала, что тает. Как же быстро он прибрал ее к рукам!