— Ни одной? — В уголке рта Коннора играла полуулыбка. — Жаль, что я этого не знал.
— Почему? — нахмурилась Мэгги.
— Не стал бы трудиться и просить комнату. — Он исчез в соседней спальне, а когда вернулся, в руке у него был чемодан. Зажатый в спешке рукав рубашки торчал из щели в боку.
— Комната 313, — сказал он. — Управляющий без труда устроил меня, когда я сказал ему, что не хочу вас беспокоить. В сущности, он предложил мне на выбор несколько комнат. В некоторых были две спальни, но я объяснил, что не вижу смысла рисковать, чтобы при переселении еще сильнее не повредить вашу ногу.
Мэгги тихо застонала, ее лицо вспыхнуло от смущения, так ее уличили во лжи.
— Надеюсь, вы выглядели должным образом раздосадованным, когда разговаривали с ним, — сказала она, пытаясь сохранить достоинство. Мысль о том, что Коннор мог показать свое удовольствие, даже восторг, от того, что избавился от своей невесты на эту ночь, была унизительной.
Коннор не ответил, пока не оказался в коридоре, за пределами досягаемости слуха Мэгги.
— Выглядеть раздосадованным было самым легким, — пробормотал он.
Утром Коннор присоединился к Мэгги за завтраком в ее номере.
— Хорошо спали? — спросил он, вспоминая собственную беспокойную ночь.
— Да, — быстро ответила она, стараясь не смотреть ему в глаза.
— Значит, нога вас не беспокоила?
— Что? Ах да. — Мэгги думала не о ноге в эту бессонную ночь. — Нет… нет, она меня не беспокоила… со всем не беспокоила. Сегодня я уже не хромаю.
Коннор поднял выпуклую серебряную крышку, которой было накрыто блюдо с яичницей и беконом, и стал накладывать себе на тарелку.
— Вы в состоянии ехать?
— Да, конечно.
Он кивнул, не вполне удовлетворенный ответом, не желая верить.
— Бекону?
— Один кусочек, пожалуйста.
Он положил ей два и щедрую порцию яичницы. Разломив для себя кекс и намазав его маслом, он отдал ей большую половинку. Коннор следил за тем, чтобы кофе у Мэгги в чашке оставался горячим, подливая понемногу каждый раз, когда она делала несколько глотков.
Его предупредительность заставляла Мэгги нервничать. Хотя аромат пищи дразнил ее обоняние, она обнаружила, что под пристальным взглядом Коннора еда кажется ей совершенно безвкусной.
Он заметил, что она больше размазывает яичницу по тарелке, чем ест, и заметил:
— Вам придется сделать над собой усилие и поесть. Мы хоть и не отправляемся на Запад в крытом фургоне, но вы будете удивлены, когда обнаружите, сколько это путешествие отнимает сил. Лучше поесть как следует.
Мэгги склонила голову набок и уставилась в свою тарелку.
— Не могу есть, когда вы так меня опекаете. Вы словно наседка над цыпленком. — Молчание, воцарившееся после ее замечания, было таким долгим, что Мэгги была уверена, что он рассердился. Потом осмелилась поднять глаза.