Его взбесило, что Пен, похоже, снова пошла на попятную, решив довольствоваться полумерами. Или, скорее, даже то, что до сих пор эти полумеры оказывались вполне действенными. Возможно, окажутся таковыми и на этот раз.
Чтобы хоть как-то отвлечься, Джулиан пошел в конюшню и занялся работой. За всю свою жизнь он всего лишь несколько раз чувствовал себя таким злым. И каждый раз это было так или иначе связано с Пенелопой.
Так было и в тот день, когда Джулиан узнал, что Пен выходит замуж за графа. И в тот день, когда он узнал, что Уидерби стал ее любовником.
Но самый сильный приступ злобы Джулиан, пожалуй, испытал в тот день, когда Пен пришла к нему и поведала о нездоровых плотских пристрастиях мужа.
Тогда Джулиану был всего двадцать один. В то время он как раз принимал дела у пожилого юриста, который в течение не одного десятка лет был личным адвокатом семейства Дюклэрков. За спиной Джулиана на тот момент было всего лишь три года работы клерком, но он считал, что все тонкости профессии ему уже известны досконально, прочил самому себе блестящую карьеру и не видел ничего, что могло бы ее омрачить.
И вдруг однажды зимним вечером к нему в дом явилась Пенелопа – милая, родная Пенелопа... Сев в его кабинете, она поведала ему свою историю. Впервые, кстати, обращаясь к нему «мистер Хэмптон».
Пен была так смущена и напугана, что не могла даже поднять глаза на Джулиана. Она все время отводила взгляд, а он был так поражен ее рассказом, что не проронил ни слова. Джулиан слушал Пен, едва сдерживая себя. С каждой новой ее фразой ему все больше хотелось размозжить Глазбери голову.
Но первой не выдержала Пен. Посреди своего рассказа она вдруг разразилась плачем. Успокаивая, Джулиан взял ее за руку, хотя ему неудержимо хотелось заключить ее в объятия. В его душе бушевала настоящая буря. Воображение живо дорисовывало ему отвратительные картины тайной жизни графа, в том числе и детали, опущенные Пен.
Джулиану хотелось тут же бежать в дом графа и убить его на месте, но приходилось подавлять свои эмоции и изображать из себя бесстрастного адвоката, дающего дельные практические советы. Прежде всего он уверил Пен, что она должна хотя бы попытаться что-то сделать. Нельзя жить в подобном аду.
– То, что вас заставляет делать ваш муж, графиня, – говорил он тогда, – ужасно. Знайте, вы не должны потворствовать ему в его извращениях. Иначе это может сработать против вас, если вы захотите развестись с ним.
Глаза Пен округлились:
– Но ведь это и так ясно! Неужели суд может подумать, что мне нравилось то, что он заставлял меня делать?