– Нет, буду, потому что это правда! – Я…
– Я слепой упрямец, – докончил за него Эван и, подойдя к Фионе, взглянул на отца. – Если бы те, кто стоят сейчас у ворот, причинили тебе зло, отец, я бы предложил уничтожить их на месте. Но они ни в чем не виноваты. Я, конечно, понимаю, как тебе нелегко принимать сына человека, который, по твоему мнению, предал тебя, однако нужды клана заставляют меня это делать. Мы не можем больше жить сами по себе, отец. Нам нужны союзники. Если они у нас появятся, то я смогу вести мирные переговоры с нашими противниками, занимая прочную позицию, поскольку они будут знать, что я не одинок. Сейчас же единственное, в чем я могу их убедить, это не убивать каждого Макфингела, который встретится им на пути.
Подбоченившись, сэр Фингел яростно взглянул на своего сына, потом на Фиону, после чего, повернувшись, перевел взгляд на всадников, въезжающих в открытые ворота. Эван внимательно следил за отцом, когда мужчина, называвший себя Сигимором, спешился и направился к ним. Видя, что он и вблизи так же красив, как издали, Эван собственнически обнял Фиону рукой за плечи, не обращая внимания на насмешливое фырканье отца.
– Ты ужасно похож на отца, – буркнул сэр Фингел, после того как все они обменялись сдержанными приветствиями.
– Очень надеюсь, – протянул Сигимор. – Неприятно было бы думать, что моя мать ему изменила.
– Она изменила мне!
– Вот как? И когда это произошло? До того, как ее кузина забеременела от тебя, или после того?
Эван и Фиона уставились на сэра Фингела, который сверлил улыбающегося Сигимора хмурым взглядом. Однако на щеках отца появился слабый румянец, и Эван выругался. Хотя ему очень не хотелось верить тому, что сказал Сигимор, по виноватому лицу отца он понял: парень сказал правду. Мэб нарушила напряженное молчание.
– Господи, каким же ты был в молодости дураком! – в сердцах воскликнула она и покачала головой. – Я-то думала, что ты стал таким, какой ты есть, потому что тебя предали. А оказывается, ты в очередной раз продемонстрировал свой необузданный темперамент, старый ты осел!
– Меня и в самом деле предали, – возразил Фингел. – Я и не думал нарушать клятву верности девушке, на которой пообещал жениться. Но мой брат узнал, что его невеста любит меня и почти убедила своего отца расторгнуть с ним помолвку и разрешить выйти за меня замуж. Он отослал ее ко мне. Она пробралась ко мне в спальню, где я спал как сурок, и совратила меня, я и проснуться не успел, а потом принялась кричать на каждом углу, что я ее соблазнил. Когда я попытался рассказать, как было дело, никто меня и слушать не стал. Я бросился к девушке, на которой хотел жениться. Она единственная мне поверила, но проклятая женщина, что меня совратила, заявила, что беременна от меня, и все сказали, что я должен жениться на ней. Терпению моему пришел конец, я проклял их всех и ушел. Так что видишь, Мэб, меня и в самом деле предали, – тихо прибавил он, и лицо его показалось всем усталым и измученным.