Когда наконец она пришла в себя и поняла, что он сделан, холод пронзил ее сердце, изгоняя тепло желания: Эван вышел из нее, не оставив в ней своего семени. Фиона почувствовала, что ее переполняют боль и обида, однако решительно приказала себе не делать поспешных выводов. Эван, выпустив ее из своих объятий, улегся с ней рядом, и она внимательно взглянула на него, но не смогла найти ответ на свои вопросы. Выражение его лица ничего ей не сказало. Он выглядел удовлетворенным и несколько самодовольным. Встретившись с ней взглядом, он нахмурился, и Фиона испугалась, что по ее лицу Эван догадался о чувствах, которые она испытывает.
– Почему? – спросила она, моля Бога, чтобы его объяснения оказалось достаточно, чтобы унять ее боль.
– Что – почему? – осторожно поинтересовался Эван.
– Почему ты вышел из меня?
Эван чертыхнулся про себя. Нужно быть круглым дураком, чтобы решить, что Фиона этого не заметит.
– Я не хочу иметь детей, – буркнул он и чертыхнулся уже вслух, видя, как лицо Фионы исказилось от боли. Он попытался заключить ее в объятия, но она решительно высвободилась.
– Почему? – повторила она, стараясь оставаться спокойной.
– Фнона, ты уже достаточно долго живешь в замке, чтобы понимать, что представляет собой мой отец, – начал Эван, тщательно подбирая нужные слова.
— А какое отношение имеет твой отец к тому, что ты не хочешь сделать мне ребенка? Два дня назад ты об этом не задумывался.
– Тогда я вел себя крайне беспечно. Остается лишь надеяться, что мое семя не пустило корни. Во мне кровь сумасшедшего, – признался Эван.
– Какого сумасшедшего? О чем ты говоришь?
– О моем отце. То, как он себя ведет, какие поступки совершает, говорит о том…
– Ты думаешь, что твой отец сумасшедший? – перебила его Фиона.
– Да.
– Ну что ты. Никакой он не сумасшедший. Просто избалованный ребенок! – выпалила Фиона.
– Ты не понимаешь…
– Вот как? Ты считаешь, что я не понимаю? – Схватив руку Эвана, Фиона поднесла ее попеременно к каждому шраму на своих щеках. – Вот что такое сумасшествие, Эван. Я его прекрасно знаю, поскольку мне довелось испытать его на себе. Вот эти отметины – на щеках, на животе, на бедрах – оставил настоящий сумасшедший. Я видела его безумные глаза, глаза человека, говорившего о любви и в то же время причинявшего мне боль. Я ощущала холод безумия в каждом слове, которое он произносил, внимательно рассматривая меня, словно добычу, которую только что поймал, и прикидывая, где бы оставить следующую отметку, а после изнасиловать меня. Я целых два года имела дело с сумасшедшим, так что не надо мне говорить, что я не смогу распознать безумие. Твой отец не сумасшедший, – продолжала Фиона. – Он испорченный, эгоистичный человек, невероятно самодовольный, но не безумец. Его поступки продиктованы не навязчивой идеей, а лишь его настроением. Твоему отцу наплевать на всех и вся, кроме себя самого и своих желаний.