Полу хотелось ответить «да», но вопрос Урсулы прозвучал так невинно, что он лишь вымолвил:
– Нет, не поэтому, но это только хуже.
– Почему же ты ненавидишь его? – настаивала она.
В нем явно шла внутренняя борьба, и его ответ казался вымученным:
– Потому, что он такой хороший, так любим всеми, он может смеяться и болтать с крестьянами, и они его любят. Мне они только почтительно кланяются, но не любят. Его всюду ждут, солнце светит для него. Жена обожает его, а он ее, у них пятеро здоровых детей. В конце концов, он отберет у меня все, я знаю. Он отберет сердца людей, которые должны бы любить меня, и отберет Морлэнд. – Его голос наполнился мукой. – Я боюсь, что поместье унаследуют его внуки, а не мои. А у него нет на это права! Он – бастард! Он – не сын моего отца! И Морлэнд – мой!
При этих словах Пол так стиснул Урсулу, что ей показалось, он вот-вот раздавит ее, но она не издала ни звука, словно это причинило бы ему еще большую боль. Наконец его объятия разжались, и тогда она сказала:
– Дорогой, Морлэнд и так твой, никто не отрицает этого. Почему ты так боишься за него?
Пол ответил не сразу – он мысленно окинул взором свое любимое поместье: дом с высокими трубами, великолепные сады, голубятни и рыбные садки, оранжереи, леса и поля, на которых паслись стада овец, реки и мельницы, пашни, разделенные на участки арендаторов, чьими жизнями и благосостоянием он управлял с замкового двора. Он любил их – свою землю и своих людей, и он не мог лишиться их. Он был их господином, их хозяином, а вот они любили Джека. Он и сам не понимал, как все это принадлежало Джеку, сыну Ребекки. Пол был для них Полом-французом, чужаком, отверженным, не имеющим права на свои же владения.
– У меня ничего нет, – произнес он наконец.
– У тебя есть я.
Пол посмотрел на женщину, покоящуюся в его руках. Он был смугл от рождения, но кожа казалась еще более темной от многолетнего загара, полученного на пастбищах, и темных волос, покрывающих почти все тело. Да, он был огромным, могучим и смуглым, а она такой маленькой и белой, мягкой и нежной. В его голове пронеслась мысль – насколько они разные, не просто как мужчина и женщина, а как животные разных видов. Здесь, в этой чердачной комнате, когда она лежала, нагая, рядом с ним, он ощущал себя защищенным и любимым, как будто его боли и беды спадали с него вместе с одеждами.
– У тебя есть я, – повторила она.
– Нет, – ответил он глухим от обиды голосом.
– Я тебя люблю. – Их взгляды встретились в надежде найти понимание.
– Я знаю, – наконец вымолвил он, – но это совсем другое.