Доминике, дочери Клементины, требовалась мамка для ребёнка. Выбрана была в собственной деревне крепкая баба, чьё потомство отличалась необычайной живостью и здоровьем. Старшим же в этом потомстве был как раз Флорек. Благодаря высокому положению, занятому матерью, ему представилась возможность учиться. Мальчик оказался способным и даже вскоре овладел иностранным языком, на котором говорили господа. Мало того.
Барышню, которую выкармливала его родительница, он считал близким человеком и полагал необходимым оберегать как зеницу ока. И оберегал, благодаря чему оказался в нужное время в нужном месте. Четырехлетняя девчушка — ребёнок бешено активный — угодила в пруд, достаточно глубокий, чтобы там утонул и взрослый. Флорек же спас её из пучины. С того самого момента взаимные связи стали неразрывными, а Флорек, вероятно, за то, что ему позволили отличиться, полюбил всю семью барышни, которая оказала ему такую любезность.
Позднее в придачу ещё обнаружилось, что родная бабка барышни — графиня де Нуармон — лично во время последнего восстания кормила в лесу его родного деда, собственными благородными ручками перевязывала тому раны. И если бы не её сиятельство графиня Клементина, отца Флорека и вовсе на свете не было бы, не говоря уж о нем самом. А посему преданность Флорека графине Клементине превосходила не только человеческую, но даже, пожалуй, и собачью. Будучи последний раз в Польше, графиня забрала верного слугу с собой, и Флорек получил новую возможность проявить свои таланты.
Фигаро он явно переплюнул, достигнув в служебной иерархии должности доверенного человека.
За лакеем-французом Флорек и не думал следить специально, но то, что случайно увидел, заставило его серьёзно забеспокоиться. А увидел он выражение лица, на котором явно читалась алчность и звериная жестокость. Суть дела прояснилась сразу. Лакей заглянул в спальню, где как раз умирал господин граф, отдавая последние распоряжения графине. Не иначе как открыл ей какую-то семейную тайну, которую можно было подсмотреть, ну и лакей это увидел, а что могло навести на его рожу жадность, как не какое-нибудь сокровище?
Выждав неделю после похорон графа, верный слуга отправился к госпоже графине.
— Я, ваше сиятельство, больше молчать не могу, — твёрдо заявил он, слегка понизив голос. — Понимаю, что сейчас ещё слишком рано и, прошу прощения, вашему сиятельству сейчас не до этого, но может выйти несчастье, поэтому я осмелился…
— Незачем извиняться, говори прямо, в чем дело, — ответила Клементина, которая весьма высоко ценила Флорека и понимала, что из-за ерунды тот беспокоить не станет.