Триумф Давида на данном этапе был бы не столь впечатляющим, если бы Стелла и Квентин с редким присутствием духа не держали его каждый со своей стороны под руки и не тащили бы вверх по склону. Тирос, Крулл и Симон тоже взбирались вверх и были от них на расстоянии двадцати метров. После того как клинок меча разрезал металл и стекло, словно Арес ехал в машине из черного шоколада, Давид, на время застывший и превратившийся в соляной столп, хотя и с широко открытыми глазами, сумел все же высмотреть и поднять свой меч. По собственному желанию в ближайшие минуты Давид не двинул бы ни рукой, ни ногой, так что сделался бы легкой жертвой трех мракобесов из ордена приоров. Он еще немного помедлил, пока голос Стеллы, призывавшей его поспешить, не прорвался к нему, словно из другого мира, в то время как они взбирались на косогор, а затем целую вечность продирались сквозь заросли леса, где колючие кусты и низко свисающие ветви безжалостно рвали их рясы.
Еще долго после того, как они, едва дыша, с багровыми от напряжения лицами, укрылись за разросшимся кустом дикой малины и двое из них нашли в себе силы постоянно прислушиваться, спустились ли наконец вниз их преследователи, Давид не вполне способен был осмыслить, что произошло и что он, собственно, сделал. Вероятность, что он никогда этого не поймет, была достаточно велика. Он не знал, какой черт надоумил его ударить мечом по «Поршу», который приближался к нему со скоростью добрых пятьдесят километров в час. Он понятия не имел, как все это получилось и как ему удалось самому не попасть под колеса. Прежде всего, он не имел ни малейшего представления, откуда вдруг появилась столь мощная сила, которая была необходима, чтобы, так сказать, «обезглавить» машину Ареса. Уж точно, не от него самого. Он только почувствовал короткий толчок в плечах, когда сталь клинка и металлический кузов, высекая искры, столкнулись друг с другом, и ему даже не пришлось прикладывать никаких усилий, чтобы сохранить равновесие. Когда все закончилось и его дядя в «Порше» быстро понесся вниз, а затем погрузился в воду, Давид не ощутил даже мускульной боли в запястьях, хотя разум, как тогда, так и теперь, убеждал его, что все кости должны быть сломаны.
После того как беглецы довольно долго просидели за кустами, они решили, что их преследователи временно приостановили охоту, и тогда Квентин повел их в маленькую рыбачью хижину на другой стороне озера, где они переночевали. Вернее сказать, Стелла и Квентин вздремнули на двух небрежно сколоченных нарах, которые со своими завшивевшими матрацами и изъеденными молью одеялами походили не на кровати, а на жалкие бутафории, в то время как Давид сначала сидел на посту у двери внутри хижины, потом перед хижиной, затем снова сидел внутри, где все пропахло рыбой и плесенью, или же беспокойно ходил туда и обратно.