Моя жизнь в замке вошла в свою колею. Рано утром я приходила в галерею и работала до второго завтрака. Потом выходила погулять, возвращалась, когда начинало уже смеркаться, а в это время года – приблизительно после четырех часов. Потом я готовилась к следующему рабочему дню, смешивала различные растворы, перечитывала сделанные ранее заметки – так проходило время до обеда.
Обычно я ела у себя в комнате. Но несколько раз мадемуазель Дюбуа приглашала меня составить ей компанию. Я не могла отказаться, хотя каждый раз испытывала большое искушение придумать какой-нибудь предлог и остаться в своей комнате. Мне приходилось раз за разом выслушивать историю ее жизни. Она была дочерью юриста. Ее никогда не воспитывали в расчете на то, что ей придется самой зарабатывать на жизнь. Поэтому, когда отец умер от сердечного приступа, она, оставшись без единого пенни, вынуждена была пойти в гувернантки. Рассказывая, она уж слишком жалела себя. Ее история выглядела такой серой и скучной, что я решила не нагонять на нее ответную скуку рассказом о собственной жизни. После обеда я читала одну из книг, взятую в библиотеке.
Так прошел ноябрь, а я постигла лишь внешние проявления жизни в замке. Хотя порой мне казалось, что я начинаю ее понимать и осмысливать, правда, еще очень смутно. Как будто слышала музыку, но едва различала саму мелодию.
Однажды, выехав из замка верхом на Бономе, я встретилась с Жан-Пьером, который тоже был верхом. Он, как всегда, радостно приветствовал меня и спросил, не собираюсь ли я заглянуть к ним. Я сказала, что да.
– Тогда давайте сначала съездим на виноградники Сен-Вайян, а потом уже к нам.
Я еще никогда не была в Сен-Вайяне и потому с радостью согласилась. Мне нравилось его общество, и, когда Жан-Пьера не оказывалось дома в момент моего посещения Бастидов, все выглядело как-то по-другому. Он всегда был веселым и улыбающимся, что мне очень импонировало.
Мы разговаривали о наступающем Рождестве.
– Вы проведете праздник с нами, мадемуазель? – спросил он.
– Это официальное приглашение?
– Вы же знаете, что я не умею быть официальным. Это просто высказанное от всего сердца желание нашей семьи...
Я сказала, что с большим удовольствием принимаю приглашение.
– Но мои мотивы весьма корыстные, мадемуазель.
Жан-Пьер немного нагнулся и характерным движением чуть дотронулся до моей руки. Я не отвела взгляда от его глаз и подумала, что его манера давать мне понять, что я ему не безразлична, – всего лишь естественная галантность француза, с которой он обращается ко всем женщинам.