Веселы были дни Рождества, когда мы, дети, наряжались в карнавальные костюмы и готовили представления. Среди нас царило возбуждение и соперничество; всем было интересно кому на этот раз посчастливится найти серебряный пенс, запеченный в пирог, что приготовлялся для Двенадцатой ночи, и кто же будет избранным королем или королевой дня. Мы были невинны и верили, что так и будет всю жизнь.
Если бы мы были мудры, мы бы могли предвидеть некоторые признаки несчастья. Видимо, их предчувствовали наши родители, и поэтому отец так часто бывал суров.
Король был мал и ненадежен, и, если бы что-то с ним случилось, унаследовать трон должна была Мария, которую страшились не мы одни. Опасения моего отца разделял самый могущественный человек страны – Джон Дадли, герцог Нортумберлэнд, который стал фактическим правителем Англии. Если бы Мария взошла на трон, то это означало бы конец власти Дадли, а так как он не рассчитывал проводить свои дни в темнице, не говоря уже о планах поплатиться головой, то он сам строил интриги.
Я часто слышала, как мои родители обсуждали эти дела, и из их слов я понимала, что они обеспокоены. Отец был приверженцем закона и не мог не понимать, что, по мнению большинства, законной наследницей короны была Мария. Ситуация была экстраординарная: если Мария – законна, значит, Елизавета – нет. Король, желавший жениться на Анне Болейн, объявил свой более чем двадцатилетний брак с Катериной Арагонской незаконным. По самой простой логике выходило, что если брак с Катериной был законен, то тогда незаконен был брак с Анной Болейн, а значит, ребенок от Анны, Елизавета, была незаконнорожденной. Моя семья из преданности Болейнам и стремления к процветанию должна была бы полагать, что незаконен брак с Катериной; однако отец прежде всего был прагматик и мыслил логически, следовательно, у него были определенные трудности с признанием Елизаветы законной наследницей короны.
Он высказал предположение матери, что Нортумберлэнд попытается посадить на трон леди Джейн Грей. У нее были определенные притязания, поскольку ее бабка – сестра самого Генри VIII, однако ее притязания на трон признали бы очень немногие. Католическая оппозиция была сильна и стояла за спиной Марии, поэтому неудивительно, что болезнь юного короля Эдварда столь беспокоила моего отца.
Однако он не встал на сторону Нортумберлэнда. Как мог он, будучи женат на одной из Болейнов, встать на сторону кого-то, кроме Елизаветы? А Елизавета была дочерью короля, следовательно, несомненно, выше происхождением, чем леди Джейн Грей. К несчастью, Мария – дочь испанской принцессы и яростная католичка – также была дочерью короля.