– Я похожу немного, миссис Чандлер.
– Да, походите, это облегчает боли.
Я боялась, очень боялась, но знала, что не должна показывать этого. Я начала ходить по комнате туда и обратно, считая шаги. Я ходила медленно, меня отягощал ребенок, и думала, что Лео в этот момент, может быть, сгибается под тяжестью носилок – Лео, который исполнял свой долг, а я должна была исполнить свой.
Доктор Маттеус, прибывший вскоре после того, как у меня отошли воды, сказал, что роды начнутся позже, но не ушел.
– Я сообщил, где меня найти, – пояснил он. – Если понадоблюсь, за мной пришлют.
Он выглядел усталым, ведь был уже пожилым человеком, а прошлую ночь тоже не спал.
– Вам лучше прилечь в соседней комнате, на кровати Лео, – сказала я. – Впереди еще длинная ночь.
Это была, очень длинная ночь – длинная и трудная. К часу ночи я устала ходить и залезла в постель. Я встала на колени там, где Лео прежде поддерживал меня на руках. Когда наступали схватки, я вспоминала его сильные руки и утешение, которое он давал мне, когда я производила на свет Розу, но теперь я должна была рожать одна. Я одернула себя – я же была не одна, со мной были миссис Чандлер и Клара, а в соседней комнате был доктор Маттеус. И мне было легче, чем Лео, ведь рождение не смерть – бедный мой Лео, но он был сильным, очень сильным. Следующая схватка пронзила меня удвоенной болью. Когда она прошла, я жалобно забормотала молитву – Боже, сохрани Лео.
На заре я почувствовала потребность кричать и бессвязно попыталась объяснить это.
– Кричите, леди Ворминстер, – успокаивающе сказал доктор Маттеус. – Дети далеко, они не услышат.
И я открыла рот и завопила, позволяя боли раствориться в бледном предрассветном освещении.
– Уже недолго, – тужьтесь, тужьтесь!
Одышка, стоны, потуги, сильные непроизвольные потуги, затем я почувствовала, что ребенок пошел наружу.
– А теперь, не тужьтесь – дышите чаще, как можно чаще – как собака.
Я дышала как Нелла, чувствуя, как ребенок продвигается наружу, пока наконец, он не выскользнул из меня.
– Мальчик, – объявил доктор Маттеус. – У вас сын, леди Ворминстер, прекрасный сын.
Я услышала его первый громкий крик, и силы прихлынули ко мне. Я села и потянулась вперед, чтобы взять сына у доктора и заключить в объятия его голое тельце. Я прижала его к себе, укрывая в объятиях. Сын, мой сын – наш сын. Глядя в его красное морщинистое личико, я искала сходства с отцом, но младенец был совершенно лысым, и я засмеялась. Его ручонка потянулась ко мне, рот открылся, поворачиваясь к моей груди. Отогнув ночную рубашку, я прошептала: