А мы сидели в сплошной темноте погреба и играли в города. Первым всегда шел Нальчик. Как в известном фильме:
– А почему Нальчик?
– А мы туда не доехали.
Что еще можно придумать, чтобы убить время в темноте? Ну, перебрали все виды спорта, зверей и птиц, мужские и женские имена, пересказали анекдоты и свои судьбы – а через неделю все равно лежим, молчим. Утром, правда, зарядка – помахать руками, поприседать. Ходить негде, топчемся на месте. Просто переминаться неинтересно, быстро надоедает, придумываю новую забаву:
– Пройдусь-ка я до метро. Вслух.
Иду по Маросейке от налоговой полиции до «Китай-города», рассказываю-вспоминаю, что встречается по пути. Ребята слушают – тоже занятие. Махмуд иногда подколет:
– А девочки в Москве-то хоть есть? Что-то ни одной пока не встретилось. Гляди, какая краля навстречу плывет.
Когда они и сами могли с закрытыми глазами пройти этот путь, когда очередность городов знали, как таблицу умножения, и даже не вторгались в отполированный перечень соседа, начал вспоминать песни.
Про то, что мне медведь на ухо наступил, знал с пеленок, но ребята терпят и иногда подсказывают слова. Зато в памяти всплыли строки, казалось бы, навечно погребенные и утоптанные современной попсой:
Возвращайся, я без тебя столько дней.
Возвращайся, трудно мне без любви твоей.
А эта:
Я вернусь к тебе, Россия.
Знаю, помнишь ты о сыне…
Приходилось петь и с купюрами. Махмуд как-то попросил военных, фронтовых песен. Конечно же, первым номером пошла «Жди меня». Но когда вспомнил: «Туман, туман, седая пелена. А всего в двух шагах за туманами война», – тут и споткнулся. Допевал очередную строчку – конечно, шепотом, все четыре месяца мы разговаривали только шепотом, – «Долго нас невестам ждать с чужедальней стороны», а в памяти вырисовывается очередная: «Мы не все вернемся из полета…»
Чур не про нас.
Запинаюсь, пропускаю концовку. Зато вспоминаю Людмилу Даниловну, певунью из «Советского воина». Не только с совершенно чудным голосом, но, главное, знающую миллион несен. И не по одному куплету, как все смертные, а от начала и до конца.
– Ну что, Даниловна, споем? – разговариваю сам с собой.
– Лучше бы она одна нам спела, – как-то осторожно намекает на мои вокальные данные Борис. Стопроцентно уверенный, что незнакомая Даниловна в любом случае поет лучше меня.
Но ни другу, ни врагу не желаю подобной сцены. Выпало мне тянуть этот мотив – допою его до конца. Сам. Как смогу.
А вот отношения между нами самими – еще осторожнее. Сокамерников не выбирают, взгляды на жизнь у нас с Борисом порой прямо противоположные. Махмуд чаще молчит, но когда мы переходим с шепота на голос, взрывается: