Калита достал из дорожного сундука татарский колпак. Надев его, вмял поглубже верх — татары любили видеть такую вмятину, она означала смиренное покорство.
Тайдула принимала Калиту в своем шатре. Ее подрисованное, покрытое густым слоем белил широкое лицо было бы даже приятным, если бы не почерненные лаком зубы. Брови ханши так высоко вскинуты над щелками глаз, что кажется, она непрестанно удивляется. Полные, в кольцах руки покоятся на расшитом шелковом халате.
«Хвалят на девке шелк, коли в девке толк», — насмешливо подумал Калита и, кланяясь, приблизился к Тайдуле, а Бориска положил возле нее подарки.
Нисколько не смущаясь, Тайдула тут же начала перебирать поднесенные Калитой меха и мягкую рухлядь [12]. По широкому лицу Тайдулы разлилось удовольствие.
— Счастлив поклониться мудрой жене Узбек-хана, сына Тургун-хана, сына Менгу-Темир-хана, сына Бату-хана, сына Джучи-хана, сына Чингис-хана…
Тайдула, кивая головой, снисходительно смотрела на Калиту.
— Всегда служу тебе верой и правдой… — продолжал он.
Ханша важно сказала:
— В будущем свете, на пути в рай, наши руки удержат за одежду неверных нам…
Помолчала и добавила, одобрительно поглядев на вмятый колпак Калиты:
— Тебе верю и ценю. Во всем помогу…
Знал Калита: влиятельна ханша, сама кое-кому ярлыки выдает, вон и золотой перстень-печать на пальце у нее, на перстне дракон высечен.
Тайдула стала жаловаться на нездоровье — глаза болят.
Калита сочувственно вздохнул:
— Я тебе излечителя пришлю, как рукой снимет…
Ханша милостиво улыбалась.
На следующий вечер Калита с несколькими слугами подошел к высокому дому египетского посла Ала-ад-дина Ай-доглы и остановился у массивной двери.
Постучав кольцом-ручкой о бронзовую пластинку, он подождал, прислушиваясь. Дверь приоткрыл худой, как жердь, слуга; узнав, что перед ним московский князь, провел его в высокую комнату. Слуг своих Калита оставил внизу.
Навстречу Ивану Даниловичу шел хозяин — воистину «оладьина подгорелая», расплылся в теле и черен. А одет богато — один пояс золотой с каменьями чего стоит. Слышал Калита: посол сей влиятелен и вельми [13] мудр; логику и медицину изучал. Послушаем, посмотрим…
Они долго сидели за столиком друг против друга, неторопливо беседовали по-латински, ели фрукты в сахаре, запивали холодным сладким напитком, от которого тяжелели ноги, а голова сохраняла ясность.
— Хитер Узбек, трудно с ним ладить, — жаловался Ала-ад-дин Ай-доглы, испытующе глядя на Калиту, словно спрашивая: «Согласен ли? Как мыслишь?»
Иван Данилович помолчал. Надо ли откровенничать? Неосторожное слово — и удавят в Орде. Наконец сказал: