...Мама подошла ко мне и сказала, что мы уже можем уходить. И вот тут-то ее как током ударило. Наверно, ей очень не понравилось, что фотография ее бывшего мужа красуется в одной компании со всякими налетчиками и насильниками. Я тихонько взяла ее за руку и вывела на улицу. Там она долго молча стояла, качая головой.
А через четыре месяца она выскочила замуж за Поля. Он усыновил моего брата, удочерил нас с сестрой, и мы поселились на другом конце огромного города, где нас никто не знал. Так я стала женщиной с бурным и сомнительным прошлым...
У Поля был сын. Эдди жил отдельно, но постоянно наведывался к нам по выходным и опустошал холодильник. Поль постоянно допекал его расспросами о своей бывшей половине – о ее здоровье, делах, свиданиях. О том, когда она снова собирается замуж. Похоже, ему надоело ее содержать, и он не мог дождаться, когда избавится от нее окончательно. Ведь только когда она снова выскочит за кого-нибудь, она перестанет качать из него денежки. Моя мама в этом плане была исключением. Ведь ее муж растворился в бескрайних далях.
Я же сразу и бесповоротно влюбилась в Эдди. Это был зеленоглазый неуклюжий подросток, в том году заканчивавший школу. И хоть он совсем не следил за собой, меня это совсем не волновало. Ведь он был единственным семнадцатилетним парнем, который обращал на меня хоть какое-то внимание. И я, часто лежа в постели, размышляла о том, как было бы отлично выйти за него замуж. И преследуется ли кровосмешение в случае удочерения? Меня также очень волновал текст, который нужно будет написать в свадебных приглашениях, и что мы будем делать, когда у нас родится маленький.
Моя младшая сестра Мадлен с самых пеленок жаждала стать ведущей телевизионных шоу. Брат Билли был моложе на семь лет. Его целью в жизни было научиться классно играть на бильярде.
Новый школьный воспитатель, ознакомившись с моим личным делом и газетными вырезками, пригласил маму в класс и порекомендовал показать меня психиатру. Он полагал, что бегство отца могло сильно задеть мою психику. Но мама заявила ему, что у меня все о'кей, прекрасный цвет лица, и вообще обойдемся мы и без консультации психиатров. Вообще в нашей семейке существовало негласное правило – никогда не вспоминать о нашей прошлой, отнюдь не такой благопристойной, жизни. Любое упоминание о моем беглом отце было равносильно рассказам о зверствах нацистов, о Вьетконге, о республиканцах, так балдевших от Никсона, и других не очень приличных вещах. От него изредка приходили весточки. Все письма были уже кем-то прочитаны и вновь положены в конверты и заклеены.