— У него особое положение при дворе? — спросила Андора.
— Положение, которое основывается на хорошем отношении к нему графа Эссекса и королевы, — заметил он. — Здесь много таких прихлебателей. Сегодня они есть, завтра — нет.
— Я надеюсь, что сэра Хенгиста не будет здесь тоже, — осмелилась сказать Андора. — Он… он пугает меня.
— Никто не будет пугать вас, пока я здесь, — успокоил ее лорд Мертон. — Нам просто не повезло, что он увидел нас. Мы бы спокойно ушли в сад, и никто ничего не заметил бы.
— Но, может быть, здесь не принято, чтобы присутствующие, не говоря уже о фрейлинах, покидали зал, когда танцы в самом разгаре? — предположила Андора.
Лорд Мертон несколько смутился.
— Вообще-то по этикету первая уходит королева, — признался он. — Но я так хотел побыть с вами наедине! Хотел поговорить с вами так, чтобы нас никто не слышал. Хотел высказать вам свои чувства. Теперь я не засну сегодня ночью, потому что я заглянул в ваши голубые глаза и дотронулся до вашей маленькой ручки.
Андора перевела дыхание. Никогда в ее жизни никто еще не говорил с ней подобным образом. Никогда она не думала, что мужской голос может быть таким глубоким и, понижаясь почти до шепота, оставаться полным страсти. Она была польщена его словами и тем, как он смотрел на нее.
Внезапно она заволновалась.
— Благодарю вас, милорд, за танец, — сказала она, едва дыша. — Но теперь мне пора подумать о моих обязанностях.
Она сделала реверанс и, прежде чем он смог остановить ее, ускользнула прочь, туда, где она заметила леди Скадамор, стоящую позади королевского стула. Она хотела было присоединиться к ней, но оказалось, что та беседовала с леди Говард, хранительницей королевских драгоценностей. Ей ничего не оставалось делать, как молча стоять, и когда она бросила взгляд туда, где она оставила лорда Мертона, там уже никого не было. Тем не менее слова, сказанные им, согревали ей сердце. По крайней мере она обрела друга при дворе, человека, который восхищался ею, а не выискивал ее недостатки.
Тут ее взгляд упал на сэра Хенгиста, стоящего перед величественным каменным камином с золотым кубком в руке. Он внимательно слушал то, что говорил ему старый, седой мужчина, и лицо его было неожиданно серьезным.
Андоре пришлось признаться себе, что он был красив — яркой, привлекающей красотой. Но его смех, эхом отдающийся во внутреннем дворике, все еще звучал в ее ушах. Насмешка в его голосе, ухмылка в углах губ, веселье в глазах — все в нем возмущало ее, заставляло бросить ему вызов, топнуть на него ногой, гордо вскинуть голову, наконец, пойти в сад только потому, что он сказал ей этого не делать. Никогда еще в ее жизни она не встречала мужчину, к которому бы питала такое отвращение. И все же она должна была признать, что он спас ее от катастрофической ошибки.