«Ты не на ферме выросла, Дарби. Закрой дверь. Умой лицо и руки. Причеши волосы. И, бога ради, когда ты обедаешь, постарайся выглядеть более прилично, чем сельский батрак. Ну почему ты так не похожа на мать, упокой господи ее душу? Ей бы не пришлось напоминать про соответствующую одежду и поведение. В этом доме ты должна одеваться и вести себя как леди, даже если все знают, что это не так. Понятно?»
Воспоминание о дрессировке – так Пол Ландон Третий понимал воспитание – пронеслось в голове. Дарби слышала все это столько раз, что каждое слово навеки отпечаталось в памяти.
Девушка вздохнула и тут же хитро улыбнулась. Ибо вторую, сознательную половину своей жизни она провела именно на ферме. И там ей было гораздо лучше.
Дарби поняла, что нет никакого легкого выхода из создавшейся ситуации. Она не могла просто исчезнуть. Тогда как можно спокойнее она пересела на противоположное сиденье, взяла себя в руки и повернулась к хозяйкам заведения, в котором ей предстояло прожить следующие пять дней. Если они не выкинут ее раньше. Кстати, неплохое решение всех проблем.
К сожалению, они умело придали лицу выражение «я ничего не видела». Дарби с ужасом поняла, что даже двадцать лет на ранчо не изжили полностью светские манеры, привитые ей в детстве. Она величественно подала руку шоферу, который помог ей выбраться из машины, и, поскольку они с дамами еще не были представлены друг другу, так же спокойно не обращала внимания на выражение их лиц.
– Меня зовут Мерседес Браунинг, – сказала самая высокая, почти одного роста с Дарби. Однако из-за своего высокомерия она казалась выше девушки. – Добро пожаловать в «Хрустальную туфельку».
Дарби посмотрела на темно-синий костюм, на дорогую нить жемчуга на шее, на идеально уложенные седые волосы и пожала протянутую руку. Дарби с одобрением отметила, что рукопожатие было крепким. Даже в юном возрасте она ненавидела эти хлипкие, беспомощные официальные рукопожатия, которыми по правилам должны были обмениваться женщины. По мужским правилам, разумеется. Как, должно быть, их легко запугать, думала тогда Дарби. Спустя годы ее мнение о противоположном поле ничуть не изменилось. Хотя Шейну все же удалось его поколебать.
– Мое имя – Аврора Фавро, – произнесла вторая женщина, самая маленькая, но, судя по манерам, едва ли проще, чем остальные.
Она была склонна к полноте, шифоновый шарф, изящно скрывавший шею, делал ее хрупкой и воздушной, а волосы вокруг лица с безупречным макияжем были подобны золотому нимбу. Ее брови были произведением искусства. Без преувеличений. Дарби была более чем уверена, что ни одного настоящего волоска там не было. Богатая красавица с юга – вспомнила она брошюру, – которая в молодости вышла замуж за преуспевающего политика из Вашингтона, и на данный момент эта женщина, пятидесятилетняя вдова, была настоящей светской львицей. Элегантный особняк на заднем плане изначально был ее домом.