Развернулся к женщине, которая теперь лишь молча плакала, роняя слезы на скомканные простыни, и приказал:
— Одевайся! Скорее! Через несколько минут все приедут.
— Кто приедет? — тупо переспросила она, еще не оправившись от шока. Она думала только о том, что все непоправимо разрушено, и слезы лились у нее из глаз, как вода из прорвавшейся трубы. — Ты только посмотри, что стало с моей спальней…
Он окинул быстрым взглядом комнату и сказал нетерпеливо:
— Сейчас не до этого! Спальню твою можно отремонтировать, но, если ты немедленно не оденешься, завтра же об этом будут трубить все газеты и репутация твоя погибнет безвозвратно.
Она обиделась было на его тон, но потом до нее дошло, что положение действительно серьезное, и она кинулась в гардеробную, вход в которую был в стене рядом с кроватью. В гардеробной только сорвало с петель дверь, все остальное было в целости и сохранности. Трясущимися руками она стала натягивать на себя атласное с кружевом платье из «Ригби и Пеллера». Когда он тоже стал одеваться, она спросила, и голос у нее предательски дрожал:
— Что случилось?
— Кто-то только что взорвал мою машину.
— ЧТО? — Она замерла.
— Осталась только груда покореженного металла. И все.
— О Господи! — она не могла сдержать крика.
— Сибелла! — одернул он ее таким тоном, что она стремительно повернулась к нему. Лицо у него было строгое и непроницаемое, совсем не такое, каким оно было несколько минут назад, когда он, сосредоточенный на ласках, вел ее к вершинам наслаждения. Он снова укрылся за маску невозмутимости, которую носил на людях. И от этого она вдруг успокоилась, перестала паниковать, сделала глубокий вдох, потом другой, третий.
— Со мной все в порядке, — сказала она минуту спустя.
— Умница моя. — И эта скупая похвала, и его быстрая улыбка придали ей уверенности. Ник умеет все устроить.
— Одевайся скорее. Нам надо успеть обо всем договориться до того, как они приедут.
— О чем договориться? — Она все-таки не могла собраться с мыслями.
— О том, что нам говорить полиции, — объяснил он терпеливо. — Кто-то подложил бомбу в мою машину, следовательно, нас будут спрашивать о том, где мы были и что делали, когда она взорвалась.
— Ох! — наконец догадалась она и, взглянув ему в глаза, чернильно-синие, с проблеском, словно чернила были замешаны на ртути, и все прочла в них.
— Вот именно, — кивнул он. — Поторопись. У нас немного времени.
— Да, конечно. — Она попыталась улыбнуться. — Слава Богу, что ты такой сообразительный, Ник.
Кто-то постучался в дверь спальни.
— Мадам… сэр… У вас все в порядке? — Дворецкий, судя по голосу, был в панике.