– Все с ней будет в порядке, мама, – сказала она сухо.
В аэропорту отец высадил их вместе со всем багажом и отправился ставить машину на стоянку. Анна-Мари сразу же запаниковала. В присутствии мужа она была спокойной и самоуверенной, но немедленно начинала волноваться, как только он исчезал из вида.
– Мои очки! – простонала она, когда они встали в очередь на посадку. – Мне кажется, я их забыла!
Расслышав истерическую нотку в голосе матери, Эмма мягко взяла ее за руку.
–•Давай посмотрим в твоей сумке, мама.
Анна-Мари кивнула и сунула ей бежевую кожаную сумочку. Очки в стареньком футляре оказались на месте, достаточно было только взглянуть.
Но мать не успокоилась.
– Уверена, я что-то забыла, – сказала она и замолчала, закрыв глаза, как будто мысленно пробегала список. – А ты ничего не забыла? – внезапно спросила она.
Эмма покачала головой.
– Гигиенические пакеты, например, – прошептала мать. – Неизвестно, можно ли там все это купить. Уверена, ты забыла. Я собиралась купить и для тебя утром в магазине, но миссис Пейдж меня отвлекла и…
Месячные должны были начаться через четыре дня, и Эмма надеялась, что на этот раз они не придут. Это будет означать, что она беременна! Обычно ее соски не бывали такими чувствительными. Никогда. Вот она и выбросила все необходимое из чемодана, боясь сглазить удачу.
Тут подошел отец, раздраженно разглагольствуя о том, как далеко ему пришлось запарковать машину, и Эмма умудрилась даже изобразить сочувствие.
– Все в порядке? – спросил Джимми. – Вы заняли очередь? – Он обнял жену одной рукой за талию. – Египет, подумать только! Мы эту поездку запомним на всю жизнь, не сомневайся, дорогуша. Ужасно жаль, что милой Кирстен не удалось с нами поехать. Ей бы понравилось. Да и нам лучшей спутницы желать нельзя. Увы, она вся в своей благотворительной работе, да и за Патриком надо присматривать. – Он вздохнул с довольным видом, а Эмма начала грызть ноготь на большом пальце, который ей до сих пор удавалось оставить в покое.
«Успокойся! – уговаривала она себя. – Не дай ему тебя достать. Теперь ты сможешь с ним справиться – ведь тебя греет надежда. Ребенок». На этот раз Эмма не сомневалась, что беременна. Она была уверена – и все!
Пенни лежала на кровати, зажав передними золотистыми лапами наполовину изжеванного медведя, и злобно таращилась на Лиони. Казалось, эти огромные карие глаза не способны выражать ничего, кроме безмерной собачьей любви, но Пенни была собакой особенной. Помесь Лабрадора с ретривером, она была настоящей личностью, с настоящими человеческими чертами, которые пускала в ход главным образом для того, чтобы заставить хозяйку чувствовать себя виноватой. Лиони вспоминала, что она все же собака, только когда Пенни впадала в экстаз при бряканье своей миски. «Хотя, – думала Лиони, – с чего это я взяла, что проявление голода характерно только для собак? Я и сама ем как свинья». Собаки и их хозяева неизбежно чем-то напоминают друг друга, вот и Пенни была несколько толстоватой обжорой и любительницей сухого корма – под стать своей хозяйке, крупной блондинке с увесистым задом, обожавшей печенье. Лиони вытащила из дальнего угла комода старый саронг и сунула его комком в угол чемодана, где уже лежали несколько ее любимых ярких шелковых блузок. Пенни, с надутым видом наблюдавшая за ней с кровати, презрительно фыркнула.