– Я верю, что вы убеждены в своей правоте, – сказала она осторожно. – Но я знаю, что вы ошибаетесь.
Дилан нахмурился:
– Мне не следовало ничего говорить вам. Пока не стоило. Я… я не хотел огорчить вас.
– Перестаньте говорить так. Такое впечатление, будто вам известны про меня какие-то ужасные секреты, а я о них даже и не подозреваю.
Он посмотрел на нее со странным выражением. Его глаза были полны чувства, которое, казалось, ежесекундно меняется.
– Я хочу сказать, что вы не будете снова обвинять в этом Йена, – продолжала она более мягко. – Я была несправедлива к нему, пока он был жив. По крайней мере я могу защитить его доброе имя теперь, когда он мертв.
Дилан подошел ближе. Он пробормотал что-то себе под нос.
– Что такое вы говорите?
– Когда мне не хватает слов, я начинаю бормотать по-валлийски. – Он протянул ей руку.
Она без колебаний взяла ее.
– Так о чем же вы бормочете?
– Что я бы женился на вас сейчас же. У нее перехватило дыхание.
Дилан стоял рядом с ней. Рукава его рубахи были закатаны от жары, из кармашка выглядывало увеличительное стекло. Густая каштановая шевелюра делала его похожим на льва, но сейчас он походил не на грозного зверя джунглей, а на переростка-львенка. Прежде она задыхалась от восторга лишь при взгляде на мумии, гробницы, раскопанные в пустыне, или амулеты. Но в этот самый момент Дилан Пирс показался ей таким трогательным, милее любой пирамиды или скарабея.
Действительно ли она его любит? Они вместе работали меньше шести недель. Никто не может по-настоящему полюбить другого человека за такое короткое время, особенно страдающая угрызениями совести молодая вдова. Но, Господи, она никогда не думала, что любить – это такое напряжение. Это невозможно вынести.
– Если мы договорились не заикаться о женитьбе, – ее голос дрожал, – это ведь не означает, что мы не можем поцеловаться.
Он взял ее лицо в свои ладони.
– О, я думаю, мы можем поцеловаться. Просто обязаны.
Их поцелуй на этот раз не был лихорадочным или безрассудным. Один поцелуй перетекал в другой, еще и еще. Медленные, ласкающие поцелуи. Тогда, в экипаже, они потеряли над собой контроль; теперь они были болезненно напряжены, теперь они давали друг другу возможность быть податливыми и нежными. Она чувствовала, как его руки поглаживают ее плечи, прижимают ее к нему. Шарлотта обвила руками его шею, прижалась крепче к его широкой груди. Увеличительное стекло ткнулось ей в ключицу, но она только теснее прильнула к нему.
Он наконец оторвался и посмотрел ей в глаза:
– Думаю, настало время повалить тебя на пол рядом со статуей Хороса.