Беда заключалась в том, что не хотелось ничего.
За время своих ночных прогулок к озеру Гриф окончательно убедился в этом. Все его мечты и надежды растаяли в воздухе. Взять, к примеру, корабль. Какой смысл снаряжать его и мотаться по океанам, занимаясь перевозкой грузов, когда заработанные при этом деньги – лишь ничтожная малость по сравнению с богатством, которое он унаследовал...
Ирония заключалась в том, что жизнь потеряла для Грифа смысл именно тогда, когда ему ее вернули. Это выглядело довольно смешно, но иногда внутри у него все сжималось от боли, и в такие минуты его видимое спокойствие нарушалось, подобно тому как на гладкой блестящей поверхности озера появляется рябь, если бросить в него камушек. Но даже в такие моменты Гриф не хотел знать, какие монстры скрывались в глубине его души.
Увы, с каждым днем они шевелились все сильнее, угрожали ему, требовали выпустить их. В такие моменты Грифу хотелось убежать от этих темных сил, пока они не выбрались наружу и не поглотили его. Куда бежать – для него не имело значения. Он знал только, что не сможет вечно оставаться здесь. По существу, Ашленд никогда не был его домом, и он не хотел владеть им. Долгие годы он злился и страдал от того, что потерял наследство, не понимая, что оно влечет за собой, не понимая, что невозможно вернуть детство, семью, другие незаменимые вещи.
Однако отказаться от состояния и вернуться к прежней жизни оказалось не так-то просто. Надо было что-то делать с поместьем. Как только Гриф приходил к этой мысли, монстры внутри начинали проявлять себя, и тогда он осторожно подавлял их. Состояние можно было бы потратить на благотворительные заведения, школы, частично передать государству, но... Обдумывая все это в течение долгих бессонных ночей, Гриф пришел к выводу, что не имеет ни законного, ни морального права передавать Ашленд кому-либо постороннему, поскольку, помимо имущества, у него были еще жена и сын.
Резко вскочив на ноги, Гриф начал беспокойно ходить по берегу. Мысль о Тесс жгла его, подобно незаживающей ране, и он поспешно отбросил ее.
Думать о сыне было куда приятнее, поскольку эти размышления имели абстрактный характер. В данный момент ребенок был для него не более чем именем на листке бумаги. Когда Вуд сказал ему, что он стал отцом, Гриф равнодушно посмотрел на адвоката, словно речь шла о появлении на кухне новой судомойки. Ребенок... Это понятие казалось ему почти нереальным, а потому безопасным, и он спокойно рассуждал о ребенке во время продолжительных бесед со своими адвокатами.