Шутливое настроение Грифа мгновенно исчезло.
– Предупреждаю, Грейди, – с угрозой сказал он, – не трогай эту тему.
Может быть, потому, что Гриф никогда прежде не одергивал своего старого друга, Грейди проигнорировал предупреждение.
– Одумайся, – упрямо сказал он. – Ты заключаешь контракт на слишком большой срок. Через пару дней ты будешь следовать за своей леди как похотливый козел и понапрасну терзать свое сердце.
Быстро встав, Гриф сделал два шага в направлении к Грейди, но тут же взял под контроль нарастающую волну гнева и застыл на месте.
– Ты не должен говорить так о ней, – с трудом произнес он.
Однако Грейди стоял на своем; единственным признаком его тревоги по-прежнему была настороженная неподвижность.
– Я говорю о тебе, сэр, – мягко сказал он.
Гриф сделал глубокий вдох. В нем нарастала с трудом сдерживаемая ярость. Он стиснул челюсти, и его кулаки были готовы нанести удар в темноту. Не доверяя своему голосу, Гриф больше ничего не сказал Грейди и, повернувшись, направился вниз, где он мог хоть какое-то время побыть наедине с собой.
Он двигался в темноте по памяти, споткнувшись лишь однажды на трапе, оттого что был зол и поглощен своими мыслями. Нащупав трутницу и лампу в обычном месте, он зажег огонь и, войдя в каюту, со злостью захлопнул за собой дверь, потом сел на койку и стянул ботинки.
Наполовину расстегнув рубашку, Гриф сообразил, что оставил сюртук и шляпу на палубе. Это напомнило ему о том, с каким трепетом он одевался, готовясь к сегодняшнему вечеру, и как глупо беспокоился, повязан ли его галстук надлежащим образом и хорошо ли сидит на нем сюртук. Это была полностью новая форменная одежда, на которой настоял Гоулд, потому что у Грифа не нашлось ничего подходящего.
Босой, без рубашки, Гриф налил себе порцию рома и вытянулся на койке, упершись плечами в переборку и держа стакан на коленях. Гнев постепенно стих, и теперь он испытывал только усталость, которая казалась безграничной и пронизывала все его тело до самых костей. Его простая одинокая жизнь текла своим чередом, ничего не обещая и не вселяя надежды на счастье. Он жил ото дня ко дню, от часа к часу, не задумываясь о будущем. У него был корабль, на котором он и Грейди совершали привычные рейсы, и до сих пор этого было достаточно, чтобы сохранялось желание увидеть очередной восход солнца.
Сейчас, когда он лежал в той же каюте, в которой находился тринадцать лет назад, перед его мысленным взором возникли образы, хранившиеся в памяти с тех далеких дней. В ночной тишине он, казалось, снова слышал голоса отца и дяди, тихо разговаривающих в баре, где они курили в поздний час и обсуждали здоровье деда, плохую весеннюю погоду в Ашленде и вопросы, которые должны были весьма волновать юного Грифа, если бы он понимал тогда их значение.