Но, оставаясь очень одиноким, Гриф продолжал думать о Тесс. Она вторгалась в его мысли так незаметно, что иногда казалось, будто бы эта женщина находится рядом, а не за сотни миль отсюда, в объятиях другого мужчины. Стоя у поручня в наступающих летних сумерках, Гриф рисовал в своем воображении ее портрет: темные волосы ерошит легкий ветерок, изящные руки лежат на гладком поручне. Он вспоминал мельчайшие детали, а затем с мучительной тоской уничтожал милый образ, заменяя его тем, который вызывал у него досаду и злость. Она выбрала мерзавца Стивена, и он никогда не простит ей этого. Любого другого он мог бы вынести, но только не Элиота-младшего...
Этого человека он ненавидел со всей страстью и ревнивой злобой.
И все же Тесс, как неотступное видение, постоянно терзала его душу; это была его незаживающая рана.
Однажды утром наконец Томас Картрайт прибыл. Гриф в это время находился на берегу, а когда он вернулся на корабль, то увидел Сидни, суетящегося вокруг многочисленных ящиков и коробок.
Маленький ботаник был крайне возбужден. Схватив Грифа за руку, он суетливо произнес:
– Приехал, приехал! Теперь мы можем отправляться в путешествие! Я поместил его во вторую каюту, капитан. Надеюсь, вы не будете возражать, поскольку в другой каюте полно книг. Том вел себя очень легкомысленно и теперь нездоров. Думаю, пересечение Ла-Манша не пошло ему на пользу, а затем ему еще пришлось вынест, и путешествие сюда от пристани в ужасной маленькой лодчонке... В общем, я не буду вдаваться в подробности, но, боюсь, бедный Том далеко не моряк и мы не скоро увидим его вне каюты.
Гриф не стал напоминать, что именно второй каютой, обычно предназначавшейся для стюарда, пользовался он сам, расположившись там после смерти Грейди. Это было одно из немногих мест на корабле, которое не пробуждало у него слишком ярких воспоминаний. Однако за ту цену, которую уплатил и Сидни и его друг Том, Гриф был готов спать где угодно; поэтому, найдя свои инструменты аккуратно сложенными на столе в кают-компании, он без комментариев перенес их в капитанские апартаменты.
Затем Гриф послал Мазу на берег за командой, и к полудню наполовину протрезвевшие матросы начали возвращаться на борт. Гриф с беспокойством встречал каждого, зная, что вербовщики всегда охотятся за излишне доверчивой добычей. Если моряк забредал в какое-нибудь сомнительное заведение, первый глоток спиртного мог оказаться для него последним, сделанным на берегу, и он просыпался уже на мокром полубаке незнакомого корабля с головной болью и пустым карманом.