Глаза застлали слезы отчаяния. Еще не обернувшись, она почувствовала, что мать рядом, и стала судорожно сжимать и разжимать свои маленькие огрубевшие кулачки.
Джэнайн холодно разглядывала Карлу. Даже сейчас, искаженное страхом, лицо дочери было прелестным. Ее синие глаза, округлившиеся от ужаса, светились умом.
Длинные темно-каштановые волосы и высокие скулы делали Карлу похожей на маленькую женщину. Она убрала с лица непокорную прядь жестом, скорее подходившим сексапильной кинозвезде, чем пятилетней девочке, и сразу открылась ее длинная шея и выдающийся вперед подбородок.
Джэнайн, закусив губу, презрительно уставилась на собственную дочь, не произнося ни слова. Она знала: Карла долго не выдержит и первая заговорит.
Случайно взгляд ее упал на кровоподтек на руке дочери, и в глазах зажегся зловещий огонек. Надо как-то закрыть девочке руки, чтобы Рой не заметил. А то взбесится. Как же! Его любимого ангелочка поколотили!
Джэнайн, скрипнув зубами, театральным жестом отбросила с лица свои рыжие волосы, точь-в-точь как это только что сделала Карла. Она была похожа сейчас на кошку, подстерегающую мышь. Карла вся напряглась, не сводя взгляда с матери. Что бы она ни делала, все раздражало Джэнайн. Каждое движение: как она сидела, как стояла, как ела, как разговаривала. Даже как убирала с лица волосы. Недаром мать се передразнила.
Отец почти не бывал дома, а когда приходил, мать затевала скандал. Вся сжавшись в его объятиях, Карла в отчаянии сжимала руки, пытаясь хоть как-то унять родителей. Она любила отца и скучала, когда его не бывало дома. В ее представлении он походил на большое ветвистое дерево, и она карабкалась по нему вверх, а он придерживал ее за руки. Добравшись до плеч, Карла прыгала вниз и "приземлялась", взвизгивая от смеха. Будь сейчас отец дома, мать не посмела бы ее тронуть. Между тем атмосфера на кухне все больше накалялась. Наконец, заикаясь от страха, Карла заговорила:
– Где мой папа? – Стоило ей это спросить, как внутри у нее все задрожало. И зачем только она вспомнила об отце? Карла зажмурилась: а может быть, она ничего не спросила, только хотела спросить? Эту надежду разрушили приближавшиеся шаги матери, под ее шлепанцами громко хрустел рассыпанный по полу песок. Карла еще сильнее зажмурилась. И вдруг, ощутив острую боль, завопила. Мать схватила ее за волосы, встряхивая, как тряпичную куклу.
– К папочке захотела? Ах ты, паршивка! Твой папочка, как всегда, завалился с какой-нибудь бабенкой, а до тебя ему дела нет!
Карла в отчаянии громко плакала, пытаясь оторвать пальцы матери от своих волос, и в испуге кричала: