— Алло, алло.
Ему ответил голос Роберта Фенвнка из Скаппер-Флетс. То был зов людей, погребённых под землёй, и когда разговор прервался, Баррас ощупью, как слепой, повесил трубку на место. Но затем овладел собой, снова выпятил грудь. Через минуту вошли Армстронг и Гудспет.
— Ну, мистер Армстронг, — начал сразу Баррас властным тоном, — расскажите всё, что знаете.
Армстронг заговорил как-то принуждённо. Он говорил минуты две, и всё это время его не покидала мысль: «если плохо кончится, то и службе моей конец». Щека под одним глазом у него задёргалась, и, чтобы скрыть это, он заслонил рукой лицо.
— Так, — сказал Баррас. И потом отрывисто: — Позвоните мистеру Дженнингсу.
— Я послал за ним Сола Пикингса, мистер Баррас, — поторопился ответить Армстронг. — Это было первое, что я сделал. Ждём его с минуты на минуту.
— Вот это вы хорошо сделали, — сказал Баррас с довольным выражением. Он в совершенстве владел собой, и под влиянием его спокойно-авторитетного тона Армстронг и Гудспет приободрились. В особенности первый.
Баррас продолжал:
— Пойдите к телефону, мистер Армстронг. Сейчас же. Позвоните Риггеру и Хедстоку в Тайнкасл, братьям Гендерсон в Ситон, позвоните в Объединённую Компанию угольных копей и фирме Хортон, а главное — мистеру Проберту, и от моего имени сообщите им о положении на нашем руднике. Просите помощи. Скажите, что нам нужны все виды помощи. Нам понадобятся копры, насосы все электрическое оборудование, какое они могут нам дать. Просите в Тайнкасле главным образом паровые лебёдки. Пусть Объединённая Компания пошлёт нам спасательный отряд — всех свободных людей, какие у неё имеются. Скорее, пожалуйста, мистер Армстронг.
Армстронг побежал телефонировать из своей конторы. Баррас обратился к Гудспету:
— Возьмите десять человек и идите в старую шахту Скаппера. Осмотрите все. Как можно скорее и тщательнее. Выясните, насколько возможно, состояние этой шахты. Потом бегите обратно сюда.
Когда Гудспет вышел, появился мистер Дженнингс. Инспектор копей был топорный, плотный, краснолицый мужчина с весёлыми и энергичными манерами. Все знали, что «Дженнингс не потерпит никаких глупостей»; в нём не было тупой догматичности и чувствовался сильный характер. Немного бесшабашный и бесцеремонный, он однако пользовался всеобщим уважением и любовью. В последние дни он страдал от большого фурункула на затылке.
— Ой! — сказал он, плюхнувшись в кресло. — Чертовски болит эта штука! Что такое случилось?
Баррас объяснил ему.
Дженнингс сразу забыл о своём фурункуле. На лице его выразился ужас.