После чая его настроение улучшилось, — салат, приготовленный неумолимой Мартой, был очень хорош, — и он сел писать письмо Гарри. Дэджен, и Беббингтон, и Гарри — все в этом году снова прошли на выборах и остались в парламенте. Беббингтона провести было нелегко: ходили сплетни в связи с процессом о разводе сэра Питера Аутрема, и о них вспомнили, когда была выставлена кандидатура Беббингтона, но дело это замяли, и Беббингтону удалось пройти.
Дэвид написал Гарри длинное письмо. Потом взял книгу Эриха Флитнера «Опыт государственного правления». Последнее время он зачитывался Флитнером и Максом Зерингом, в особенности его книгой «Атака на общество». Но сегодня Зеринг мало занимал его. Он всё время думал о другой атаке — предстоящей атаке на Витли-Бэй — и решил, что будет ужасно весело учить Сэмми плавать. А сливочное мороженое! Как бы не забыть о нём! Ведь очень может быть, что Энни питает тайную слабость к сливочному мороженому. Мороженое там настоящее итальянское, просто объеденье. Неужели Энни останется равнодушна, устоит перед такой прелестью? Он откинулся назад и громко засмеялся.
Все десять дней до отъезда у него не выходило из головы и Витли-Бэй, и плавание, и Энни, и Сэмми. Утром 19 мая он с настоящим волнением приехал на Центральный вокзал в Тайнкасл, где они с Энни уговорились встретиться. В последнюю минуту его задержали в суде, где разбиралось дело о выплате какой-то компенсации рабочим, и он поздно примчался к билетной кассе, где Энни и Сэмми уже дожидались его.
— А я боялся, что опоздаю, — воскликнул он, улыбаясь, запыхавшись и подумав про себя, что хорошо быть ещё молодым, способным радостно волноваться и бежать, что есть духу.
— Времени у нас ещё много, — сказала Энни со свойственной ей положительностью.
Сэмми не говорил ничего — ему наказали не болтать, — но сияющие синие глаза на великолепно вымытом лице выражали целую гамму чувств.
Они сели в поезд, идущий в Витли-Бэй. Дэвид нёс чемоданы. Энни это не понравилось, она хотела сама нести свой (вернее, чемодан, взятый ею на время у Пэга), потому что он был тяжёлый и слишком потрёпанный: неудобно, чтобы Дэвида видели с таким чемоданом. У Энни был такой расстроенный вид, словно она находила это верхом неприличия, а между тем она сама часто таскала корзину с рыбой в три раза тяжелее. Впрочем, протестовать она не посмела. Они вошли в своё купе, раздался свисток, и поезд тронулся.
Сэмми уселся в углу, рядом с Дэвидом, а Энни — напротив. Когда поезд, миновав предместья, помчался среди полей, Сэмми пришёл в величайший восторг и, забыв, что дал клятву молчать, щедро делился впечатлениями с Дэвидом.