Раздевалка, наконец, стала пустеть. Обернув вокруг бедер полотенце, Скачков поковылял, прихрамывая, в душевую. Он словно разучил-ся вдруг ходить: так больно отдавался в теле каждый шаг. Шершавый пол в кабинке холодил натруженные ноги. Приятно отдыхали пальцы, ступни и только под коленкой, в набрякшей, будто каменной икре, ощущался какой-то тяжелый комок. Он сильно пустил воду, горячую настолько, чтобы вытерпеть, и заурчал, подставившись всем телом, разнежился и замер. Стоял, закрыв глаза, сверху щедро поливало. Потом стал потягиваться, изгибаться, мял и массировал все мышцы, затем пустил холодную, почти что ледяную и, рявкнув, выскочил из-под струи, заколотил ладонями по животу. Сводило плечи, напряглась спина, но он задвигал сильно телом, растираясь колючим жестким полотенцем, и тут почувствовал, что ожил окончательно.
Стемнело, обезлюдело вокруг, когда Скачков направился к служебному ходу. Идти, ступать было приятно и легко – в удобной обуви блаженствовали ноги.
Над опустошенной чашей стадиона вполсилы горела одна угловая мачта, и в боковом неярком свете туман стоял сиянием над полем.
Наискосок, срезая угол поля, Скачков пошел к воротам. Шелестела по ногам коротенькая травка. В воротах, рассекая их пополам, уже была поставлена распорка – чтобы не провисла верхняя штанга. Скачков подошел и задумчиво постучал носком по стойке, тронул рукою сетку. Да-а вот и пришло, настало времечко… Осенью, в одном из последних матчей сезона, состоится церемония, когда его проводят, вынесут на плечах, однако по-человечески, душевно он прощался с полем сейчас – наедине, скрываясь от жадных, любопытствующих глаз. Потом, конечно, будет трогательно, может быть, даже до слез, но все же слишком напоказ, когда в душе возникает и начинает саднить глухая тяжесть ностальгии по мячу, по полю, по команде – профессиональная болезнь футболистов, ушедших на покой. Эта боль в душе теперь навечно, потому что еще не было случая, чтобы люди, отдавшие лучшую пору жизни увлечению футболом, раскаялись бы в страсти своей молодости.
На поле начиналась обычная ночная канитель уборки: полить, подравнять, заделать выбоины. По беговой дорожке Скачков пошел вдоль кромки поля, потом медленно, ступенька за ступенькой, поднялся по проходу на самый верх трибуны. Здесь было хорошо, просторно. Голову обвевал прохладный ровный ветерок. Во все стороны огнями разливался город. Скачков поставил сумку, облокотился на металлический барьер. Шелестели, задираясь, брошенные на сиденьях газеты, внизу, на поле, копошились рабочие стадиона, с урчанием ползала поливальная машина. Скачков был никому не виден, совсем один – головою в свежих поднебесных сквозняках, по плечи в звездах.