Джулиан услышал какой-то странный звук и резко обернулся, Клодия, прижав кулак к губам, пыталась сдержать слезы. Джулиан мгновенно оказался рядом с ней, попытался обнять ее, но она отшатнулась.
– Не плачь, Клодия, – сказал он. – Все будет хорошо.
– Я чувствую себя такой беспомощной.
– Я знаю.
– У меня нет даже права голоса. Я – ничто! Чиверс отказался принять меня. Обо мне говорят ужасные вещи, отец едва разговаривает со мной!
Он поморщился, искренне сожалея о том, какому унижению она подвергалась. Внезапно она подняла голову и сердито смахнула слезы.
– Но назад пути нет, ведь так?
– Нет.
– Ну что ж, я... я не буду плакать. Я только хотела спросить...
– О чем?
– Мне бы хотелось знать, как все будет после того, как мы... после субботы.
– Что будет?
– Ну... я имею в виду нас. – Обведя судорожным жестом комнату, она спросила: – Ты будешь меня ограничивать?
– Ограничивать? – тупо повторил он, не понимая, о чем она говорит.
Клодия со вздохом возвела глаза к потолку и вытерла слезы.
– Ты не облегчаешь мне задачу, Джулиан.
– Я прошу прощения, но какие ограничения ты ожидала?
– Ты будешь ограничивать мою свободу? – спросила она раздраженно. – Указывать, куда я могу ездить, а куда нет? С кем могу встречаться, а с кем не могу?
Подумать только! Она полагала, что он способен заточить жену дома, словно в тюрьме.
– Какая чушь, Клодия! С какой стати мне ограничивать тебя? Ты вольна поступать, как тебе вздумается.
– То есть мне будет позволено остаться в Лондоне? – скептически поинтересовалась она.
– Я вообще-то полагал, что ты будешь со мной, где бы я ни был. Я что, слишком многого требую?
Она заморгала, и в ее серых глазах мелькнула растерянность.
– Значит... значит, ты не отошлешь меня в Кеттеринг? Господи, откуда у нее эти нелепые мысли?
– Клодия, – нетерпеливо сказал он, – я собираюсь жить с тобой, как живут обычно муж и жена, там, где нам это будет удобно, в Лондоне или в Кеттеринге. И я, конечно, не собираюсь запирать тебя или отсылать прочь.
Клодия опустила глаза, водя носком туфли по ковру. На туфельке был крошечный бантик, такой хрупкий, что что-то внутри Джулиана резко отозвалось на это зрелище. Как это ни нелепо, но украшение напомнило ему о Валери и другом времени, когда он чувствовал необходимость все исправить и не сумел. Он не сумел ничего поправить и для Филиппа. Клодия презирала его за это, и внезапно Джулиан почувствовал, что не хочет отвечать за чье-либо благополучие.
Боже милосердный, он не хотел ничего чувствовать к этой обольстительной девушке, которая смогла соблазнить его всего лишь одной улыбкой, а через мгновение оттолкнуть. И у нее было по меньшей мере полдюжины разных улыбок, улыбок, которые могли пленить, коснуться его сердца, околдовать его...