– Но мне казалось, – вмешался председатель, – что, согласно вашей гипотезе, господин Рультабий, тайна Желтой комнаты уже нашла свое объяснение. Сам Фредерик Ларсан и разъяснил нам ее, поменяв местами действующих лиц и поставив вместо себя господина Робера Дарзака. Совершенно очевидно, что дверь Желтой комнаты открылась, когда господин Станжерсон остался один, и что профессор позволил уйти человеку, который вышел из комнаты его дочери, не задержав его, возможно, по просьбе самой дочери, во избежание скандала!..
– Нет, господин председатель, – с живостью возразил молодой человек. – Вы забываете, что мадемуазель Станжерсон находилась в таком состоянии, что не могла ни о чем просить, не говоря уже о том, чтобы запереть за собой дверь на замок, да еще на задвижку… Вы забываете также, что господин Станжерсон поклялся головой своей умирающей дочери, что дверь эта не открывалась!
– Однако, сударь, это единственно возможное объяснение случившемуся! Желтая комната была заперта, как сейф. Пользуясь вашими же словами, позволю себе заметить, что убийца не имел возможности исчезнуть оттуда ни естественным, ни противоестественным путем! Когда комнату открыли, его там не обнаружили! А ведь должен же он был каким-то образом уйти оттуда!..
– Дело совсем не в этом, господин председатель…
– А в чем же?
– Куда ему было бежать, если его там не было?
Шум в зале…
– Как это не было?
– Разумеется, не было! Ведь если его там не могло быть, значит, его там и не было! Никогда не следует забывать о здравом смысле, господин председатель!
– А что же в таком случае прикажете делать с уликами, свидетельствующими о его пребывании там? – запротестовал председатель.
– Вы, господин председатель, начинаете не с того конца!.. А здравый смысл говорит вот о чем: с того момента, как мадемуазель Станжерсон заперлась у себя в первый этап событий имел место незадолго до второго. Если бы после того, как убийца бежал, а сама она поспешила вернуться в лабораторию, где отец застал ее за работой, – так вот, если бы после покушения у нее была возможность хоть на короткое время снова заглянуть в свою комнату, она сразу же убрала бы по крайней мере баранью кость, берет и носовой платок, валявшиеся на полу. Но она и не пыталась этого сделать, так как отец не оставлял ее ни на минуту. Так что вернуться к себе в комнату она смогла лишь в полночь. И все-таки в десять часов туда входили – папаша Жак, по обыкновению, закрыл ставни в ее комнате и зажег ночник. Склонившись без сил над письменным столом в лаборатории, где она делала вид, будто работает, мадемуазель Станжерсон забыла, конечно, что папаша Жак должен войти в ее комнату. Внезапно вспомнив об этом, она просит папашу Жака не беспокоиться и не ходить к ней в комнату. Об этом прямо так и сказано в статье, напечатанной в «Матен». Однако папаша Жак все-таки идет туда, но ничего не замечает – настолько темно было в Желтой комнате… Зато мадемуазель Станжерсон пережила, должно быть, страшные минуты. Хотя, с другой стороны, она, возможно, и не подозревала, сколько следов оставил убийца в ее комнате. Ведь после покушения у нее едва хватило времени скрыть следы его пальцев на своей шее и выйти из комнаты… Если бы она знала, что кость, берет и носовой платок валяются на полу, она бы, конечно, подобрала их, когда в полночь вернулась к себе в комнату… Но она ничего не заметила при слабом свете ночника и стала раздеваться… Затем легла, чувствуя себя совсем разбитой после пережитого волнения, испытывая непреодолимый страх, тот самый страх, который заставлял ее оттягивать возвращение в эту комнату…