— К… к… конечно, нет.
Она едва не сдалась и не стала бы сопротивляться, если бы он повалил ее на кровать. Слава Богу, рыцарь не потерял голову. Не зная, как выпутаться из сложного положения, она сжала руки перед собой:
— Спасибо, что сохранили жизнь пленникам, спасибо, что поверили им.
Должно быть, Максен угадал ее состояние, но не захотел этим воспользоваться.
— Пока я верю им… если не разубедят.
— Нет, конечно, — уверенно проговорила девушка. — Пленники преданы вам душой и сердцем.
Максен удивленно поднял бровь:
— А вы? Вы тоже принадлежите мне?
— А как же быть с Сетой? — напомнила она. — Несомненно, вы поняли, что она лжет.
У Пендери, очевидно, истощился запас терпения:
— Я не совсем уверен, что саксы говорят правду, и не могу утверждать, что Сета лжет. А теперь ответьте, Райна, вы моя?
Она молчала, но это молчание становилось невыносимым, все мысли у нее перемешались.
— Мои соплеменники признали вас своим хозяином. Я — с ними заодно. Я подчинюсь вашей прихоти, если вы заставите это сделать ради спасения пленников.
Рыцарь, помолчав, криво усмехнулся и, нагнувшись над сундуком, опять начал в нем рыться.
— Вы умеете шить? — спросил он, не поднимая головы.
— Да, пробую…
— Вот и хорошо, а то я поизносился.
Теперь Максен хочет сделать ее швеей. От этой мысли ей не стало теплей. Нет, она не против, но придется ведь примерять одежду. Мог бы он найти себе другую портниху! «Да потому, что ему нужна твоя добрая воля», — напомнил ей внутренний голос.
— А ножницы есть? — вмешался в ее раздумья норманн.
— Ножницы?
— Ну да, мне уже пора стричься, — рыцарь для пущей убедительности погладил отросшие волосы.
— Боюсь, не смогу вам помочь, — солгала она.
Ведь не раз когда-то подстригала и отца, и братьев. Хотя нет, это не ложь, поскольку Райна не была знакома с норманнским стилем — волосы оставляли только на затылке, а все остальное выбривалось.
— Придется, — усмехнулся рыцарь.
— Я постараюсь, — пробормотала саксонка.
Рубашка и штаны, которые надел Максен, выглядели не слишком привлекательно — одежка из грубой шерсти больше бы годилась для простолюдина, а не для знатного барона. Похоже, Пендери говорил правду, что изрядно поизносился.
Усевшись на край постели, рыцарь натянул такие же поношенные, как и одежда, сапоги и пошел к выходу:
— Сегодня много дел, — бросил он через плечо, — одевайтесь и приступайте к своей работе.
Райна смотрела ему вслед, терзаясь противоречивыми чувствами, думая о соплеменниках, избежавших беды, и о том, что произошло между ней и Максеном. Она поднесла ладонь к губам. Как свежи воспоминания о том поцелуе! Другой рукой саксонка провела по животу, которого касалась его плоть. Казалось, все произошло мгновение назад — так все живо. На губах остался вкус его языка, горьковато-сладкий, как терпкое вино…