— Вы нашли того, кто подбросил кинжал?
Рыцарь клацнул зубами:
— Нет, но найду.
— Что вы хотите за свободу саксов?
Норманн возвышался над нею, словно каменная глыба, холодная и мрачная, и лишь блеск глаз выдавал в нем присутствие жизни.
— Правду, Райна, — дохнул он ей в лицо винными парами. — Начните говорить правду, а я, возможно, начну проявлять милосердие.
Ясно, что он хочет узнать не только имя человека, подбросившего ей кинжал, но и того, кто убил Томаса.
— Я не знаю, кто заколол вашего брата. Клянусь, не знаю.
Пендери посмотрел ей в глаза:
— Я почти верю вам.
Его искренность удивила ее:
— Правда?
— Почти.
Конечно, ничего из ряда вон выходящего не произошло, но все-таки это было лучше, чем ничего.
— Максен, — начала было она, от волнения забыв, что ей запрещено называть его по имени, — проявите великодушие.
Похоже, Пендери не придал никакого значения ее непочтительному обращению к нему.
— Я уже принял решение!
Он подошел к постели и начал раздеваться. Его жестокая неуступчивость подлила масла в огонь, который был зажжен еще Томасом, но стал угасать после его смерти. Никто и никогда не злил ее так! Отбросив одеяло, она встала и, гремя цепью, подошла к нему.
— Вы думаете, вы единственный, кто потерял? — дрожащим от гнева голосом спросила Райна.
Надев рубашку, норманн повернулся к ней:
— Предупреждаю вас, — прохрипел он. — Я слишком много выпил и слишком мало ел, поэтому убирайтесь в свое кресло, иначе я укрощу ваш неуместный гнев в своей постели.
— Неуместный? — взорвалась Райна, не задумываясь о том, что своим криком разбудит спящих за ширмой рыцарей. — Значит, вы имеете право возмущаться, а я нет?
Смело подойдя к постели, она дерзко вскинула голову:
— Вы потеряли двух братьев и оставили обитель, где раскаивались в совершенных злодеяниях. Разве я виновата в этом? — она невесело рассмеялась. — У вас еще есть родители, сестра, даже страна, что вам не принадлежит, а у меня нет ничего, Максен Пендери. Все, что мне было дорого, отнято — два брата, мать, отец и моя земля. У меня нет ничего, даже права на жизнь. Вы его отобрали и превратили меня в рабыню.
Одно выражение на его лице сменялось другим, но она словно бы и не замечала этого.
— Разве мне не знакомо чувство мести? — продолжала девушка. — А я ведь могла пустить в ход кинжал! Лишить вас жизни, как вы завтра утром собираетесь лишить жизни невиновных саксов.
— Хватит, я наслушался вас до отвала, — глухо проговорил Максен.
— Возможно, но я еще не закончила.
— Нет закончили.
Схватив ее за руку, рыцарь подтолкнул саксонку к креслу и силой усадил в него.