Забыв о том, кто она, забыв о правилах приличия, Райна приблизилась к нему, и тут рыцарь обратил на нее внимание. Он выпрямился, прищурился, словно прикидывая, с какой целью она явилась. А Райна и сама не знала, что она будет делать в следующую минуту.
Схватив край скатерти, саксонка дернула ее и начала метать кубки, чаши, тарелки и книги. Одно такое «ядро» угодило сэру Анселю в висок. Поднялся негодующий шум, но никто Райну и пальцем не тронул. Все еще держа скатерть рукой и дрожа от гнева, девушка смотрела в холодные глаза Максена.
— Вы гнусный подлец!
Он снова уперся руками в стол.
— Да ну? — говорил он спокойно, будто выходка совершенно его не рассердила.
Но в глазах Пендери кипел гнев, и узница поняла, что совершила страшную ошибку, бросив ему вызов. Страх повелевал ей убежать, а гнев советовал остаться. Гнев пересилил. Она отбросила скатерть, шагнула к столу и, резко вскинув руку, хотела дать ему пощечину.
Максен перехвалил ее руку:
— Хватит и одной пощечины! — твердо произнес он, глядя на ее забинтованную руку, на пламеневшее лицо.
«Ах да, я уже два раза угощала его оплеухами. Один раз в гневе, второй — чтобы разбудить или привести в чувство, а сейчас — снова в гневе».
— Мне лучше знать. И ваше разрешение не требуется, — дерзко ответила она и вскинула подбородок.
Рыцарь поднял брови:
— Потребуется!
Максен взглянул на рыцарей и приказал им и управляющему замком удалиться.
Те, уходя, громко смеялись и отпускали в ее адрес грубые, неприличные шутки.
— Такого я не ожидал, — оставшись наедине с девушкой, сказал норманн.
Она смело выдержала его взгляд:
— А чего вы ожидали? Что я кинусь вам в ноги? Обниму вас, буду молиться за вас?
Он держал ее за руку, которую она безуспешно пыталась вырвать. Рыцарь держал ее крепко и не собирался отпускать.
— Я думал, вы будете мне благодарны, — сурово проговорил он, сильнее сжимая ее руку.
— Благодарна? Вы убедили меня, что намерены повесить саксов, а на самом деле помиловали их.
— А вы хотели, чтобы я их повесил?
Девушка растерянно захлопала ресницами, будто только что проснулась:
— Нет, конечно, но зачем вы выставляли напоказ свою жестокость? Ведь могли бы сказать мне о своих истинных намерениях?
Пендери во время этой гневной тирады думал о том, как просто можно было успокоить и ее, и себя, объяснив, что это вовсе не жестокость, а желание окончательно убедиться, знает она или нет убийцу Томаса. Теперь он верил ей, ибо Райна не сломилась, даже зная о неумолимой гибели соплеменников, над головами которых болтались зловещие петли виселиц.
Пусть саксонка считает его жестоким. Ведь на самом деле он таков. Это поможет ему укротить непокорную девицу.