– Почему?
– У нас не было ничего общего. Ни один из них и одного дня не проработал, а я понятия не имел, как вести себя в светском обществе. Я старательно учился, но это было нелегко.
– Да, трудно представить тебя танцующим на университетских вечеринках.
– Ошибаешься, танцевать я любил, – улыбнулся Коул.
– А-а, – понимающе кивнула Стефани. – Я так и знала, что ты был дамским угодником.
– Мне нравились танцы, а не женщины. Женщины там были еще хуже мужчин. Думали только о своем положении в обществе. Каждая вечеринка превращалась в поле битвы.
– Если тебе не нравились ни женщины, ни мужчины, ты, наверно, был страшно одинок.
– Так и было, пока я не повстречал старую подругу нашей Кейт. – Коул повернулся на бок и, опершись на локоть, вынул травинку изо рта. – Если бы Кейт узнала, она бы с меня живьем шкуру содрала.
– Почему?
– Рози... ну, она держит бордель.
Стефани так и села.
– И Кейт с ней дружит?
– Они много лет не виделись. Когда Кейт приехала в Вайоминг, здесь было очень мало женщин. Кейт говорит, что Рози спасла ее от одиночества и она у нее в неоплатном долгу. – Он лукаво улыбнулся. – И я тоже. Ты не представляешь, скольких друзей я обрел, водя их в заведение Рози. Работа благодаря мне так и кипела. Рози даже шутя предлагала мне войти с ней в долю. Она разрешала мне возить девушек на гуляния, на пикники или просто сидеть и болтать с ними о всякой всячине. Так я спасался от одиночества.
– А отцовский наказ ты выполнил?
– Конечно. Мы продали множество лошадей людям, с которыми я тогда завязал контакты. И потом, я получил очень неплохое образование, – прибавил он, грустно улыбнувшись. – И еще я понял, что никогда в жизни не стану якшаться с богатыми – разве что лошадей им продавать. Лучше встретиться с разъяренным гризли, чем с богатой дамочкой.
Тут взгляд Коула упал на травинку у него в руке, и он нахмурился.
– Однако мы заболтались и забыли о возмездии.
Стефани не успела шевельнуться, как оказалась придавлена к земле всей тяжестью тела Коула.
– Правосудие на Западе беспощадно, – повторил он и начал щекотать ей верхнюю губу травинкой.
Стефани мотала головой, но не могла увернуться. Наконец она поняла, что больше не выдержит, – и тут он убрал травинку и от души расхохотался, глядя, как она беспомощно дергается и морщит нос.
– Пора запомнить, я никогда не остаюсь в долгу!
– Коул, дай мне почесаться, пока я не свихнулась! – почти прорыдала она.
– А где у тебя чешется? Здесь? – Он прикоснулся губами к ее переносице. – Здесь? – Он поцеловал ее бровь. – Нет, я знаю, где. – Его усы ласково пощекотали уголок ее рта, и губы приникли к ее губам в нежном, но настойчивом поцелуе.