– Вот твой задаток, – сказала она. – И контракт, который его милость честь честью подписали еще четыре дня назад. Я его прочту тебе, а ты поставь крестик в знак того, что выслушала и поняла.
Ки подошла, цокая подковками сапог по черному каменному полу. И молча накрыла ладонью пергаментный лист, припечатав его к столу. Свободной рукой она сгребла выложенные монеты и ссыпала их в потертый кожаный кошель, висевший на поясе. А потом наклонилась над контрактом, держа руку так, чтобы можно было читать, не давая забрать лист со стола.
Серый свет, лившийся в окно, показался ей каким-то неверным. Контракт был начертан твердым и энергичным почерком, четкими т'черийскими письменами по гладкой поверхности пергамента. Текст был кратким и не содержал ни единого лишнего слова. Возчица Ки возлагала на себя обязанность доставить порученный ей груз к порогу Карн-Холла, что в Горькухах, не позднее чем через четверо суток. Груз должен прибыть туда в идеальной целости, в полном количестве и с нетронутыми печатями. Возчица Ки обязалась предпринять все от нее зависевшее, чтобы это исполнить. В случае если она не справится с поручением, она теряет остаток платы, а кроме того, с нее еще будет высчитано шесть дрю из задатка. Ки нахмурилась. Случись какое-нибудь невезение, и останется она всего-то с двадцатью четырьмя дрю. Не густо. А впрочем, сказала она себе, невезение, конечно, возможно, но не обязательно же что-то случится. И уж в любом случае двадцать четыре дрю – это вам не единственный медяк, перекатывавшийся сегодня утром у нее в кошеле.
Ки решительно пододвинула к себе пергамент и пошарила глазами в поисках письменного прибора. Женщина в черном перехватила ее взгляд и невозмутимо достала из обширного кармана маленький футлярчик. Внутри него были кисточки для письма и скляночка чернил. Ки столь же невозмутимо взяла кисточку, обмакнула ее в чернила и теми же т'черийскими буквами начертала свою подпись. Покосилась на служанку и торопливо добавила еще два значка: один обозначал «свободнорожденная», другой – «не состоящая в вассальной зависимости». Если Глазки-Бусинки и удивилась, она ничем этого не показала. Разве что стала говорить с Ки еще более высокомерно, чем прежде.
– Итак, отправляйся в путь, – сказала она.
– Я бы сперва пополнила припасы, – ответила Ки.
– Как тебе будет угодно. Помни только, на все дела у тебя ровно четыре дня!
– Вот что, голубушка, – сказала ей Ки. – Ты свое дело сделала, а мне моим предоставь заниматься самой. Как я уже говорила, на рассвете я приеду за грузом, но прежде хотела бы взглянуть на него и прикинуть, каков вес. Где то, что я должна перевезти?