– Трим-там-пу! Трим-там-пу! – напевает Лорка, пританцовывает и кладет кирпичи.
Егор Ильич стоит рядом с ним. Вид у него удивленный, глаза круглые, так как перед ними плывут кирпичи – сливаются в сплошную линию, отвесно текут на стену, сами прилипают к раствору, тесно ложатся друг к другу, и кажется, что не Лорка напевает бесшабашный мотив, а сами кирпичи. Кажется, что не Лорка поднимает на стенку тяжелые бруски обожженной глины, а кирпичи сами ползут наверх, чтобы лечь на уготованное им судьбой место. И мускулы на правой Лоркиной руке не напрягаются.
Рука у Лорки голая – он раздет до пояса – и Егор Ильич отлично видит, что мускулы не напрягаются. Прежде чем взять кирпич, Лорка как-то искоса, криво, словно из-за спины, взмахивает рукой, затем рука уходит вверх, хватает кирпич и двигается дальше. Взмах кончается тем, что кирпич оказывается на стене, как раз в том месте, где ему положено лежать. А рука уже снова искоса идет от спины вверх с другим кирпичом. Тогда Егор Ильич на мгновенье отворачивается – у него кружится голова. «Артист оперы и балета!» – с великим уважением думает он.
– Уф! – произносит Лорка и с улыбкой смотрит на часы. – Не пора ли нам сделать маленький перекурчик… Егор Ильич, не желаете ли покурить?
Все понимает Лорка! И почему Егор Ильич третий день стоит у него за спиной, и почему недовольно хмурится, и время от времени хмыкает. И то, что Лорка обращается к Егору Ильичу с предложением покурить, свидетельствует о том, что весь час Лорка спиной чувствовал присутствие Егора Ильича, знал о нем, думал и работал, наверное, нарочно лихо и весело. Знай, дескать, наших!
– Можно и покурить, – отвечает Егор Ильич, вынимая из кармана коротенькую трубочку.
На дворе уже полыхает зной, душный и безоблачный день наплывает на стройки. Их много в округе. С высоты четвертого этажа открывается такой просторный мир, что глаз не может его объять сразу. Приходится вертеть головой, чтобы видеть все: кирпичные коробки домов, желтую выжженную землю, реку и млеющий в знойной дымке город с его телевизионной вышкой, куполом областного театра, водонапорной башней. Город похож на слоеный торт: внизу что-то темное, тяжелое, выше – коричневое и более легкое, вверху, как крем, розовое и совсем легкое. От жаркого марева город кажется сквозным и плывущим.
Егор Ильич смотрит на город и думает о том, что ему хотелось бы бесконечно долго сидеть на четвертом этаже, смотреть на город и изредка коситься на продувное, лукавое лицо Лорки. Пусть бы все осталось так навечно! Грели бы его жаркие лучи солнца, лежал бы у ног город, похожий на слоеный торт. Что человеку надо – кусок неба, немного высоты и второго человека, чтобы сидел рядом и курил тоненькую сигарету. Чтобы видна была река, коробки из кирпича, которые станут домами, да чтобы в трубке дымился сладкий табак. И еще немножечко, совсем капельку довольства собой, такого, чтобы, посмотрев на далекий город, можно было бы показать: «Вот тот дом построил я!»