Обычно кроткий и мягкий, Генри разразился справедливым гневом:
— Ну и ну, дочь моя! Как же ты могла так поступить? У тебя что, совсем стыда нет?
— Извини, отец. Я люблю Руарка и хочу быть с ним. Но он не собирается на мне жениться, он сам мне это сказал.
— И все же ты хочешь уехать с ним? — укорил ее Генри.
— Но я люблю его, папа! Ты что, не понимаешь? — выкрикнула Энджелин в отчаянии, удрученная тем, что он не хочет понять ее чувства.
— Ни одна южанка не позволила бы себе дойти до такого… такого бесстыдства! — вскричал Генри. — Слава Богу, что твоя мать, эта святая женщина, не дожила до этого дня…
Слова отца, полные гневного осуждения, ранили Энджелин в самое сердце. Глаза девушки наполнились слезами. Всю вину за случившееся он взвалил на ее, плечи. Ни слова упрека в адрес Руарка — по его мнению, виновата она одна.
— А когда он тебя бросит, дочь моя, что тогда? — вопросил Генри.
— Не знаю.
Энджелин проглотила комок, подступивший к горлу. Она решила не сдаваться.
— У меня еще будет время подумать об этом, — храбро заявила она.
Удрученный Генри отвел глаза. Его плечи поникли. Казалось, старик придавлен горем.
— Небось, ты считаешь, что в том, что с тобой произошло, есть доля и моей вины? — спросил он с вызовом, выводя Храброго Короля из стойла.
— Я никогда этого не говорила, отец. Ничьей вины здесь нет, кроме моей собственной. Если бы я не хотела ехать с Руарком, я бы не поехала.
Схватив дочь за плечи, Генри заглянул ей в глаза. Его взгляд был полон отчаяния.
— Но ведь еще не поздно передумать, детка. Его голос смягчился. Казалось, он умоляет ее.
— Мы с тобой уедем отсюда, уедем из этого проклятого места!
Энджелин печально покачала головой: — Слишком поздно что-либо менять, папа. Еще вчера я могла бы уехать от Руарка, но не теперь. Повторяю, сейчас уже слишком поздно.
Она встретилась с отцом взглядом, ища в его глазах сочувствие и понимание. Сама она всегда была готова простить его недостатки и слабости; теперь же в сочувствии нуждалась она сама. Однако в глазах Генри Энджелин увидела лишь гнев и осуждение.
Черты его лица стали резкими, руки соскользнули с ее плеч.
— Ну что же… На тебя одну падет вина за то, что ты обесчестила имя Скоттов!
— Да, папа, я знаю, — печально отозвалась Энджелин. — Прости меня… — прошептала она, целуя отца в щеку.
С этими словами она выбежала из конюшни, оставив Генри наедине с его горькими мыслями. Храбрый Король протяжно заржал, словно прощаясь с убитой горем девушкой…
Спальня уже погрузилась в вечерний полумрак, когда Руарк вошел в комнату и увидел, что Энджелин, глубоко задумавшись, сидит одна у потухшего очага. Отбросив коробки, которые он принес с собой, Руарк поспешил к камину и опустился перед Энджелин на колени.