Но она всегда была не как все, и не стоит ей пытаться изменить себя. Она уже потеряла себя один раз, пять лет назад. Но теперь она не может позволить себе забыть о том, кем она стала.
Грейсон что-то начал говорить ей, но его прервал звонок в дверь.
— Я открою, — раздался голос мисс Пруитт откуда — то из-за ее спины, и тут же послышался обиженный топот ее ботинок.
Все произошло так быстро, что Софи была застигнута врасплох. Грейсон, кажется, понял, что с ней происходит.
Он отвел за ухо прядь, ее волос.
— Все будет хорошо, Софи, — ласково произнес он. — Поговорим позже. А теперь идите.
Он повернул ее и легонько подтолкнул. Она машинально пошла наверх, а там обернулась и увидела, как через порог шагнул человек в элегантном костюме, тяжелые двери закрылись за ним и он вслед за Грейсоном вошел в кабинет.
Грейсон захватил этот дом, чтобы остаться здесь навсегда. И у него нет никакого намерения переезжать куда-то.
Его поцелуй почему-то ее взбудоражил, и она покраснела от затаенной мысли — ей хотелось еще поцелуев.
Ей просто необходимо поговорить с отцом и заставить его исправить свои ошибки. Нельзя допустить, чтобы Грейсон оставался в ее жизни. И в ее доме.
Три дня подряд Софи посылала отцу записки. И каждый раз получала ответ, что он не может с ней встретиться. Сначала она обиделась, потом рассердилась. На четвертый день ее охватил панический страх. Зачем отец просил ее вернуться? Разве не для того, чтобы она поселилась в его семье?
В довершение всего Грейсон появлялся в «Белом лебеде» регулярно каждое утро и настолько пунктуально, что по нему можно было проверять часы, и принимался за работу. Противная мисс Пруитт тоже появлялась в восемь часов и оставалась до пяти, обращаясь с Софи и ее свитой весьма бесцеремонно, точно они были стайкой заблудившихся гусей.
И каждый день Софи избегала Грейсона как чумы, не сомневаясь, что, как только они окажутся наедине, он снова заведет разговор о том, что ей следует съехать из этого дома. И она приложила все усилия к тому, чтобы он не смог застать ее врасплох. Когда он осведомлялся о ней, ее то не было дома, то она не принимала, то была нездорова. Генри сказал, что когда он в последний раз передал ее слова, Грейсон буквально зарычал от злости.
Генри был в восторге. А она — нет. Потому что терпение Грейсона истощалось.
Только один раз, в конце долгого дня, они оказались вместе в одной комнате. Она сидела в кабинете, изучая ноты новой обработки «Богемы» для виолончели, и не услышала, как он открыл дверь и направился к своему столу. Мисс Пруитт промаршировала вслед за ним и положила перед ним какие-то бумаги. Софи отвлек посторонний шум, она подняла голову и увидела Грейсона, сидящего за письменным столом. Он внимательно слушал клиента, который что-то говорил, не обращая на нее внимания. Внезапно Грейсон повернулся, почувствовав на себе взгляд Софи. Клиент все продолжал взволнованно что-то говорить.