– Что ж тут смешного? – Она дотронулась до него, но он отскочил.
Нет, только не сочувствие. Сочувствие было формой жалости, а он хотел от нее чего угодно, только не жалости.
– Ну, потом полиция нашла свечу зажигания, которую использовал отец, чтобы разбить окно автомобиля. Мой старик не вынул ее из кармана штанов. Осколки стекла в отворотах брюк совпали, так что стало ясно, что это он угнал машину. Служащий из магазина показал, что старик был единственным грабителем. Изображение на пленке внешней камеры слежения в магазине подтвердило его показания. А твой отец довершил дело. Все свелось к проделкам несовершеннолетнего, и в полиции согласились на такие условия. Майло поручился за меня, привел к вам в дом, накормил. Вот так я узнал, что он умеет готовить. Он приготовил острый томатный соус и печенье. Так вкусно я никогда не ел. – Он засмеялся. – Насколько мне известно, Майло никому не рассказал о той ночи. Мун знает. Наверно, от одной из своих кузин в Сарасоте. Но Мун, по-моему, тоже не раскололся. Не знаю, почему.
– Мун любит поболтать, но он очень осторожен, боится обидеть. Многие большие мужчины так себя ведут. Они очень аккуратно используют свою силу против других людей. Джо... – она легко коснулась его руки, – о чем папа хотел говорить с тобой утром?
Ах, как ему хотелось быть совсем другим мужчиной. Мужчиной, который мог бы смело взглянуть ей в глаза и... что? Предложить ей себя? Свое темное прошлое в обмен на ее солнечную искренность и надежду? Габриэль О’Ши заслуживала лучшего.
– Майло спросил меня о работе. Об Оливере. Я ответил. Немного поговорили, вот и все.
Он не рассказал Майло всего о мальчике, который, что бы там ни было, был ему сыном.
– Майло предложил пойти сегодня на рыбалку с Оливером, мы пожали друг другу руки, и все.
– И ничего о той ночи?
– Ни слова.
Она сжала ему руку.
– Он хочет, чтобы ты знал: что бы ни случилось в прошлом, это не имеет значения, Джо. Поверь мне. Пошли.
– Думаю, да. Однако прошлое формирует человека, делает его таким, какой он есть. Ты – сама нежность и свет. – Он так осторожно отвел от себя ее руку, как будто она могла разбиться.
– А какой ты, Джо?
Он присел на корточки, взял конец одеяла и стал стряхивать с него песок.
– Я неожиданно стал отцом, Габриэль.
– Верно. – Она подняла другой конец. Джо быстро взглянул на ее серьезное лицо и протянул ей босоножки.
– У меня есть сын, которому я очень нужен. Я для него – все.
– А одного тебя достаточно, Джо? Мягкие слова. Острый укол.
– Не понимаю, о чем ты.
– Подумай, – посоветовала она, влезая в босоножки, и, не глядя на него, стала собирать бумажные тарелки и чашки.