— Я вас прошу это сделать.
— Ну… — Светлова задумалась. — Если серьезно, то, наверное, потеря рассудка. Это мне кажется, еще хуже. Как написал поэт: «Не дай мне бог. сойти с ума, уж лучше посох и сума…»
— Представьте, большинство людей солидарны с вами… Теперь представьте, что должна испытывать семья, узнав о том, что близкий человек болен шизофренией.
— Ужас.
— Верно, это самый настоящий ужас. Я не видел семей, которым удалось бы это пережить. Они распадаются. Итог один — рядом с больным остается обычно мать. Мучительное, полное сознания собственной отверженности существование. А между тем я, как специалист, теперь пришло время признаться вам в этом, могу с полной уверенностью утверждать, что это заболевание прекрасно поддается излечению.
— Вот уж не думала…
— Конечно, вы не думали. Потому что ни одна из человеческих болезней не окружена такой завесой предрассудков и заблуждений. Шизофрения воспринимается обывателем как клеймо, проклятие.
— Возможно, — согласилась Светлова.
— А между тем основная идея современной психиатрии заключается в том, что шизофрения есть болезнь, отлично поддающаяся излечению. Но!
— Да-да… в чем тогда загвоздка? — поинтересовалась Светлова.
— Видите ли… Традиционная репрессивная психиатрия, которая изолирует больного в классическое закрытое учреждение, не в состоянии излечить это сложное заболевание.
— А что же тогда с ним делать? — простодушно удивилась Светлова.
— Поймите, только лечение больного, находящегося «в общине», способно принести эффект, способно возвратить его к нормальной жизни.
— В общине — это как?
— Это значит, что он должен проходить курс лечения не в закрытом учреждении, а находясь в обычной обстановке.
— Но разве это не опасно для… для?.. — Светлова запнулась.
— Для нормальных людей, хотите вы сказать? Для тех, кто его окружает?
— Да!
— Видите ли, на наш взгляд, общество здоровых обязано переносить те опасности и нагрузки, которые связаны с близким соседством больного. Безусловно и то — вы правы, — что новая психиатрия не в состоянии обеспечить потребности общества в безопасности и защите от этих нагрузок, как это делала классическая изолирующая психиатрия… Что делать!
— То есть, как это «что делать»? — возмутилась Аня:
— Вы хотите сказать, что нормальные люди обязаны рисковать из-за «близкого соседства больного»?
— Да! Представьте на минуту, на одну только минуту, ту женщину… ту мать, о которой я вам уже говорил, и врача, который сознает, что есть серьезная возможность вернуть ее сына к нормальной жизни. Разве не является первейшей обязанностью этого врача реализовать эту возможность? Избавить женщину от мрака безнадежности, непосильной тяжести, которую она обречена влачить до конца дней?