— Ты помнишь свою школьную кличку?
— Да, а при чем здесь это?
— Какая? — переспросила, словно от этого зависела жизнь.
— Господи, Звонок, — ошалело ответил Олег, — а почему…
Она молча положила трубку и выдернула вилку из телефонной розетки.
Первый день он не давал ей покоя: все допытывался, что стряслось. Тревога и непонимание были такими искренними, что на секунду Лина усомнилась в собственных ушах: может, не то они тогда в кафе слышали? Но, вспомнив грязный смешок «кореша» и школьную кличку, не забытую Олегом, поняла, что накладки нет и Звонок трезвонит понапрасну. Слишком бойко задает вопросы, чересчур преданно заглядывает в глаза, через меру беспокоится. Переигрывает. Однако зря из кожи лезет вон — вера выдохлась. А без веры пути дальше нет. Как говорится, хотели ехать доле, да лошади стали. На третий день он прозрел и угомонился. Наверное, вспомнил про свою оприходованную топ-модель и решил добра от добра не искать, а успокоиться и честно подарить ребенку имя, матери — себя.
Эти мысли мешали дышать, спать, есть — жить. Но — не работать. Работа впитывала боль, придавая роли новые оттенки. Вересов от озвучки был в восторге, все приговаривал, что наконец исчез тот сахар, который портил вкус.
— Вы же вроде и раньше были довольны, Андрей Саныч, — заметила она как-то режиссеру.
— А сейчас удовлетворен вполне! — вывернулся тот. — Усекла?
Мудрый, проницательный Вересов, конечно, догадался, что между актерами пробежала кошка. Но пробежка сыграла на руку картине, и это было главным, остальное мелочи. Лина в очередной раз убеждалась в алчности и эгоизме своей профессии: воистину, все на продажу.
Так прошло больше месяца, а точнее сорок дней. Боль боль. Работа выжала силы, Олег вынул душу. И никто не подозревал, что рядом ходит, разговаривает, смеется не человек — пустая оболочка с нарисованным лицом, которая обязана наполниться жизнью. Вот только кто бы подсказал — когда.
Погрузившись в горячую душистую пену, она лениво размышляла о завтрашней премьере и о том, что на себя надеть. Вдруг в дверь позвонили. Ангелина не шелохнулась. Но робкий звонок повторился, обрел силу и нагло затребовал впустить, не заботясь о реакции хозяйки. Через пять минут та не выдержала, злобно закуталась в махровый халат, сунула мокрые ноги в тапочки, готовая растерзать непрошеного задверного гостя.
— Кто?
— Это я, Линочка, Анна Даниловна. Ангелина распахнула дверь. На пороге стояла мать Олега. Серый плащ, фетровая шляпка, черные туфельки. На лице — решительность, в глазах — испуг и удивление собственной беспардонностью.