Когда в восемнадцать, отплакав, заговаривают о душе — дело ясное. Ситуация прояснилась, но не стала от этого управляемой.
— Не хочешь сказать, кто он? — мягко спросила Васса.
Настя независимо пожала плечами и храбро нырнула в ответ, как в прорубь.
— Ему сорок с хвостом. Женат. Преподает у нас французский. Дассен, Лелюш, Саган, Роден и прочие сопли. Кроме того, десять языков в багаже и докторская степень. — На глаза навернулись слезы, она захлопала ресницами и с возмущением уткнулась в потолок.
— Красивый?
— Не-а, метр с кепкой! Азнавур в очках и с лысиной. Впрочем, меня красивые мужчины давно не интересуют. Красавец уже был, в десятом классе. На выпускном даже целовались пару раз. Метр девяносто, греческий профиль, бицепсы, как у качка, задница, как у дога, и синие глаза. Умереть — не встать! По нему все девчонки сохли. Но это же ужас! — Стаська даже про потолок забыла. — Представляете, у него дважды два — всегда четыре! Тысячная в сторону — расстрел! Все знает, ни в чем не сомневается и уже сейчас думает о пенсии. Тоска зеленая!
— А зачем целовалась? — улыбнулась Васса и незаметно придвинула корзинку с пирожками.
— На спор! Поспорила на «Макдоналдс», что отобью у Ирки Новоселовой.
— И как?
— Филе о-фиш, коктейль клубничный и пирожок с вишней.
Васса внимательно слушала простодушную исповедь, где отчаяние подшивалось бравадой, а уважение рядилось в любовь. Она поняла, что пришло время влюбиться, и равнодушная к ровесникам Стаська сунулась в воду, не зная броду. И, кажется, стала тонуть. Ей надо было помочь, но у Вассы не было опыта в подобных делах, а собственный здесь явно не годился. Она не знала, что посоветовать, не собиралась поучать, ей и в голову не приходило возмутиться. Стаська, похоже, ошиблась с объектом, но это было первое чувство, и оно требовало уважения.
— Он тоже любит? — Она боялась услышать «да».
— Ага! — усмехнувшись, подтвердила опасение Настя. — Свою жену, наследника и языки. А меня он даже не замечает. — И, выудив из корзинки румяный лепесток, принялась сосредоточенно его изучать.
У Вассы отлегло от сердца. Слава богу, полиглот и впрямь оказался умным. Она поднялась выключить торшер, у которого собиралась почитать на сон грядущий, и посмотрела в окно. За стеклом уныло хлюпал осенний дождь. Порывистый ветер срывал желтые листья, и они, беспомощно барахтаясь, падали в лужи и на мокрый асфальт. При жизни эти потомки почек радовали собой глаз и освежали легкие; отмирая, оберегали обувь прохожих от грязи. Они распускались для чужой радости и помогали людям жить. Настя подошла к окну и стала рядом.