— У тебя есть пять минут, чтобы повернуться и убежать, прежде чем я застрелю тебя на месте.
Джек не дрогнул. Он поднял одну бровь, потом медленно оглядел оружие и наконец встретился взглядом с весьма рассерженной молодой женщиной.
Это не могла быть Мери! Или могла? Те же огромные небесно-голубые глаза. Те же буйные кудри, хотя и более темные, чем он помнил, но такие же непокорные. И веснушки рассыпаны по носу и щекам. Единственное, чего не хватало — ее восхитительной, во весь рот, улыбки. Если он не ошибался, на ней были надеты одна из его старых рубашек, его бриджи, из которых он вырос и сапоги для верховой езды, которые он носил в двенадцать лет. Слава тебе, Господи. Она нисколько не изменилась.
Хотя исчезла ее жеребячья неуклюжесть. Она стала стройной и длинноногой. Красавицей. Невероятно прелестной. Высокая, хорошо сложенная, грациозная — если можно быть грациозной в руках с ружьем.
И она не улыбалась. Не бросилась на него, чтобы отомстить за обиду.
Она просто смотрела на него.
Джек только собрался было схватить и вырвать ружье, как чей-то голос сказал из-за дверей:
— Опусти ружье, Мери. Я же тебе сказал, что ты ничего не добьешься, если застрелишь его. Его надо отравить. Это немного медленнее, зато более болезненно, и тебя вряд ли за это повесят.
Мери сняла палец с курка как раз в тот момент, когда Джек оттолкнул в сторону дуло ружья и прошел мимо нее в большое фойе.
— Мистер Бромли? Алоизиус? Это вы? — спросил он, протягивая руки к седому старику. Он совсем не изменился, все так же три раза обматывал вокруг шеи шарф — и летом, и зимой. У него был все тот же вид старого мудреца с припухшими веками, он все так же остро шутил. Джек взял обе его руки в свои и крепко сжал. — До чего же приятно вас видеть!
— А мне тебя, Джек. — Голос старого наставника дрогнул, и его водянистые глаза заблестели. — По-моему, ты все еще должен написать мне работу по «Одиссее» Гомера? Чтобы завтра утром работа была у меня на письменном столе!
Джек усмехнулся, чувствуя, что напряжение постепенно спадает. Мери все еще держала ружье, правда, дулом вниз. Он понял, что имел в виду его бывший наставник, и поспешно согласился:
— Мы разопьем бутылочку-другую, и я расскажу вам свою одиссею сегодня вечером.
— По рукам! — сказал Бромли, хлопнув Джека по спине. — А потом мы будем обсуждать «Илиаду». Ты ее помнишь, Джек? Это про осаду Трои. Можешь захватить бумагу и ручку, чтобы делать кое-какие заметки.
Джек обернулся, чтобы взглянуть на Мери. Неужели это его жена? Господи! Было все еще трудно вообще думать о ней, а уж как о своей жене и подавно. Она определенно не была той Мери, какую он помнил. Мери, которую он подбрасывал на коленях, выхаживал, когда она болела скарлатиной, учил, как завязывать ленты шляпки, ставил синяк под глазом, когда она не желала ловить мяч.