Калли стало больно за мужа.
— Наши дни рождения всегда отмечались подарками и праздниками, но никто, даже сам Син, не знает, в какой день он родился. Мы все знаем, что он на несколько месяцев старше меня, но не знаем, на сколько именно.
У Калли перехватывало дыхание от того, что рассказывал ей Лахлан, она не могла себе представить, как можно не знать собственного дня рождения.
Калли закрыла глаза, горько сожалея о своих резких словах Сину. С ним никогда нельзя терять терпение, он познал столько сердечной боли, что ее хватило бы на миллион жизней.
— Лахлан, как вы думаете, человек может измениться?
— Не знаю, Калли. Просто не знаю.
Тяжело вздохнув, Калли попрощалась с ним и пошла к себе в комнату. У нее были планы, которые нужно осуществить, и в эти планы входило соблазнить своего упрямого, заблудшего мужа — на этот раз ему не удастся убежать от нее.
Было уже далеко за полночь, когда Син отважился отправиться в постель. Калли, свернувшись калачиком на своей половине, крепко спала и во сне была поразительно хороша. Некоторое время он стоял неподвижно, всматриваясь в ее черты. Ничто не доставило бы ему большего удовольствия, чем откинуть одеяло и забраться к ней в постель, сжать ее в объятиях и заниматься с ней любовью, пока солнце не поднимется высоко в небо. Ее образ оставил отпечаток у него в душе, и Син задумался над тем, хватит ли у него мужества оставить ее, когда придет время.
Как он проведет оставшуюся жизнь, если не уйдет от Калли? Будет радоваться и любить…
Нет, это не для него. Син закрыл глаза… Давным-давно он научился не мечтать ни о чем, кроме удобной кровати и хорошей еды. Это то, что он мог иметь.
Оставить Калли в своей жизни — это все равно что пытаться удержать ветер. Она для него недосягаема, абсолютно недосягаема.
«Ты мог бы обладать ею».
Нет, не мог. Если Син ради нее предаст короля, Генрих убьет его и нападет на ее клан. А если он предаст Калли ради Генриха, она возненавидит его за убийство ее брата. В любом случае он будет проклят.
В любом случае он потеряет Калли.
Как он мог выбирать между двумя людьми, которым больше всего обязан: между Генрихом, который вернул ему жизнь, и Калли, которая вернула ему душу?
Господи, Сину так хотелось просто обнять Калли, забыть обо всех своих обязанностях, забыть о том человеке, которым он был, и позволить ей утешать его так, как только она одна и была способна.
Изнутри его раздирали неизмеримо острые боль и страх.
Тряхнув головой, чтобы больше не думать о Калли, Син отправился к камину. Усталый и измученный, он лег на холодный пол и заставил себя заснуть.